Андрей Погудин - Мастера иллюзий

– И что увидел? – не выдержал Круглов.

– Какой-то бред, как вы изволили выразиться. Собор был наполовину цел, но его стены постепенно таяли, словно сахар в кипятке. Кстати, тело убитого иностранца тоже исчезло из морга.

– Допустим, что тот человек и есть нынешний Вобер, – сказал Лебедев. – Что дальше?

– Незадолго до взрыва Казанский собор посетили двое мужчин, вам они никого не напоминают?

– Нет, это уже слишком! – заявил Круглов. – Худо-бедно я готов согласиться с одним долгожителем, но чтобы с тремя?!

– А я и не утверждаю, что это те же люди, – сказал Мурзин. – Но, как мне кажется, история повторяется. Кстати, по сводкам питерской полиции этой ночью в городе происходили странные события. После взрыва храма Христа Спасителя в Москве творилось нечто похожее. Прослеживается связь.

– Геннадий Петрович, это лишь ваши домыслы. Что вы предлагаете конкретно? – спросил Лебедев.

– Вобер осматривал собор, но не смог впоследствии помешать взрывникам. Однако как-то воздействовал на людей, те покинули храм перед терактом. Я не знаю, кто и почему собрался разрушать святыни в разных странах, но Вобер это отчетливо представляет, раз улетел с Любимовым в Париж, где запланирован следующий взрыв. По информации «Сигмы» возвращается Артем завтра. Надеюсь, Вобер будет с ним, так как художник его чем-то заинтересовал. Предлагаю встретить их и попросить ответить на интересующие нас вопросы.

– Согласен, – сказал Лебедев. – Но как я понял, Вобер с легкостью меняет облик. Как мы его узнаем?

– С помощью этого, – ответил Мурзин и бережно достал из кармашка папки очки с одним стеклом.

Париж. Авеню Рей. Дом Вобера.

…На кухне что-то шкворчало, гремели сковородки, по дому витал запах блинов и жареного мяса, что живо напомнило Артему воскресное утро у родителей. Он умылся и сделал короткую зарядку. За ночь тело отдохнуло, голова стала ясной, и Артем с предвкушением новых чудес думал о новом дне в новой реальности.

Попивая кофе, Вобер сидел на высоком стуле и читал газету. Около плиты суетился толстячок в белом фартуке и колпаке. Лопатка ловко подхватывала свежий блин, сверху точно по волшебству появлялась начинка из жареного фарша, получившийся конвертик прыгал в тарелку, а на сковородке уже пеклась новая порция теста. Заметив Артема, Клод улыбнулся.

– А, вот и наш соня проснулся! Я, кстати, уже успел съездить в комиссариат, где передо мной извинились за причиненное беспокойство и задали кучу глупых вопросов. Артем, познакомься, это Луи – мой повар и по совместительству садовник.

– Очень рад! – сказал толстячок по-русски с небольшим акцентом и, вытерев руки полотенцем, поздоровался с Артемом. – Гости у нас бывают редко, а Клод даже не предупредил, что вернется не один, и я не успел приготовить что-либо стоящее.

– Пустяки, мне сразу вспомнился дом. Моя мама пекла блины каждое воскресенье.

– Прекрасные традиции в России! Садитесь. Чай, кофе?

Луи бесцеремонно подвинул газету и выставил на стол молочник, полную тарелку тугих поджаристых блинчиков, кофейник и чашку с блюдцем. Артем с удовольствием приступил к еде, а Луи, понаблюдав за ним некоторое время, спросил:

– Вы когда-нибудь жили в отелях?

Артем мотнул головой, пережевывая очередной вкуснейший блин.

– Там ужасно кормят! – заявил Луи.

Вобер захлопнул газету и отставил чашку.

– Не начинай снова, мы уже всё обсудили.

– А вот и нет! Глупо мыкаться по съёмным клетушкам, когда у вас есть прекрасный особняк. Тем более заставлять делать это молодого человека из другой страны. Разве так принимают гостей? – спросил Луи и вновь наполнил чашку Клода. – Авеню Рей благополучный район, грабители забрели сюда по ошибке. Тем более, когда я утром шел к вам, то видел патрульный автомобиль на выезде и вообще, я не припомню, месье, чтобы вы кого-то боялись.

– Бояться и опасаться – разные вещи.

– Обязательно покажите месье Артему Париж, – продолжил Луи, словно и не слыша реплики Вобера. – Я в магазин, приготовлю на обед нечто действительно вкусное.

Толстячок снял фартук, колпак и вышел с гордо поднятой головой. Улыбнувшись, Вобер произнес:

– Вот так всегда.

– А мне Луи понравился, и готовит он замечательно, – сказал Артем, расправившись с последним блином. – Кстати, я хотел спросить тебя о фотографии, там, на тумбочке.

– А, это где я на скачках вырвался вперед?

– Нет, это где ты во дворце спрятался назад.

– Ну, рано или поздно всё равно придется рассказывать…

– Точно. Я так подозреваю, снимок настоящий?

– Конечно. Это церемония, на которой преемник хана Нурхаци Абахай провозгласил себя китайским императором и переименовал маньчжурскую династию в Цин, что значит «светлая».

– Ничего себе! А ты-то что там делал?

– Служил у Нурхаци советником и помогал ему свергнуть режим династии Мин. Их войска успешно отражали все походы хана, но мне удалось найти несколько слабых мест в Великой китайской стене.

– Не могу поверить… Клод, скажи честно, сколько тебе лет?

– Ммм, сегодня я отлично выспался и чувствую себя годков на тридцать пять.

– Издеваешься?

– Вовсе нет. Когда путешествуешь по другим отражениям, перехитрить природу еще можно, но обмануть совсем – нельзя. Другая система измерений исподволь действует на организм, вмешивается в механизм деления клеток, и в один прекрасный день de actu et visu [24] de actu et visu лат. – по опыту и наблюдениям. ты замечаешь, что перестал стареть и даже помолодел. Возможно, меня уже и человеком назвать нельзя.

– Ничего подобного, – сказал Артем и отхлебнул кофе. – Ещё как можно.

– Спасибо, успокоил, – хмыкнул Вобер. – Ну что, ты готов к прогулке на остров Сите?

– Готов. Последний вопрос: когда ты родился и где?

– Это два вопроса, но я, так уж и быть, отвечу на оба. Моя родина – Флоренция, а когда… хм, точно уже и не помню. Как я тебе говорил, время в разных отражениях течет по-разному: ты отсутствовал всего день, а здесь прошел целый год. В голове всё перемешивается… скажу так: первые отчетливые картинки моя память запечатлела в доме одного человека, где моя мама работала натурщицей. Прекрасно помню интересные и необычные игрушки, коими меня занимали.

– А как звали того человека?

– Леонардо да Винчи.

– Нет Бога, кроме Аллаха, и Магомет – пророк его! – зычно провозгласил с вершины минарета престарелый муэдзин.

Одновременно с мусульманской шахадой в доме неподалеку раздался крик. Крик новорожденного. Женщина без сил откинулась на подушку, но знахарка не торопилась обмыть младенца и разорвать его связь с матерью – она опустилась на колени и, повернувшись в сторону Мекки, принялась молиться. Сморщенный ребенок выплевывал комки слизи и кричал, кричал всё время, пока длился утренний намаз. Прочитав последний аят из Корана, знахарка, наконец, встала с пола и занялась прямыми обязанностями, пробормотав про себя, что младенец появился на свет очень не вовремя. Она подала воду уставшей роженице, но на полпути остановилась – закусив губу, та неподвижно смотрела в прореху крыши, где виднелось безоблачное небо. Худенькая женщина выполнила своё предназначение, но не перенесла его тяжести.