Дмитрий Силлов - Ученик якудзы

Старик же то настроение вывел в полный минус одним-единственным движением своей палки, в результате которого куча фирменной одежды Виктора полетела в костер. Следом за ней отправились утепленные ботинки, надежные, как репутация фирмы «Экко». Костер с радостью принял подношение, взметнув до небес сноп салютных искр.

«А еще там были паспорт, кредитка и косарь баксов», — безразлично подумал Виктор. Он уже успел задубеть до состояния абсолютного безразличия к окружающей действительности.

— Теперь — бегом вокруг озера.

Виктор повернулся и побежал.

«Лучше б он сказал утопиться, — пришла вялая мысль. — Там, глядишь, и Несси в озере позавтракала бы по-быстрому. Чтоб не мучиться».

Озеро было достаточно большим даже для частного владения японской правительственной шишки. Пробежка по его берегу заняла около получаса. За это время любопытное солнце успело высунуться из-за края забора и подивиться — мол, вот не живется спокойно человеку, несёт его нелегкая босиком по снегу невесть за каким хреном с утра пораньше.

«А зима-то у них не хуже нашей. Дубак еще тот. Даже тварюга из озера носа не кажет, где-нибудь внизу в теплой пещере кайфует, сидя задницей на гейзере. Ей беготня голыми ластами по снегу на фиг не упёрлась».

Однако ворчал Виктор про себя больше для вида. Согрелся он довольно быстро, битые бутылки и стаканы местные ниндзя на территории школы не разбрасывали, и даже ступни, вчера немилосердно давленные древним полом додзё, вели себя сносно. В общем, утренняя пробежка была почти в удовольствие. Виктор и сам не ожидал, что вот так запросто может нарез а ть по морозу в тонкой одежке и босиком, как какой-нибудь индийский йог или морж со стажем.

Завершив круг, Виктор подбежал к исходной точке.

Костер догорал. Дед стоял возле него в позе скучающего Наполеона, со скрещенными на груди руками, определив свою палку под мышку. Возле его ног лежал небольшой деревянный щит, две короткие палки и пара приспособлений, состоящих преимущественно из ремешков и подозрительно напоминающих намордники.

— Надевай, — сказал дед.

— На морду?

— На ноги.

Ремешки крепились к деревянной плашке, похожей на половину стельки, утыканной мелкими кнопочными колючками. Дед лаконично разъяснил, что посредством одного лёгкого потягивания за верхний ремень плашка съезжает с пятки на носок. Виктор недвусмысленно почесал в затылке, не особенно понимая, на кой ему сдался этот пыточный инструмент.

— Плохо бегаешь, — пояснил дед. — Плашка на пятке — бежишь на носках. Устал — сдвинул. Плашка на носках — бежишь на пятках. Главное — не останавливаться. Надевай.

Не очень представляя, каким образом можно бегать на пятках, Виктор под руководством престарелого садиста натянул на стопы дьявольское приспособление. Встал на носки, осторожно попробовал оставшейся частью подошвы колючки на плашке… Н-да. Удовольствие ниже среднего. А если со всего маху да всем весом, то, пожалуй, до кости пробьет.

— Добрые вы здесь все, — проворчал Виктор, беря разгон по методу Майи Плисецкой.

Поначалу показалось — ничего, жить можно. Метров с пятьсот пробежалось вполне терпимо. Но дальше начало нестерпимо ломить икры. Виктор сбавил обороты и, потянув за ремешки, опустился на пятки.

Бежать в таком положении с задранными вверх носками оказалось невозможно в принципе. Только идти со скоростью ниже средней, переваливаясь с ноги на ногу на манер гуся.

Метров через двести заныл голеностоп. Пришлось снова двигать плашки.

Промучившись таким манером с полчаса, Виктор обнаружил, что икры болят тем меньше, чем выше при беге подбрасываешь кверху колени.

«Принцип бери больше — кидай дальше, пока летит — отдыхай».

«Отдых» помог мало. К старту он приплелся чуть живой, на дрожащих ногах, опасаясь рухнуть на колени и вконец опозориться перед сиханом. Кстати, где он мог слышать это слово раньше?

— Устал? — участливо спросил дед.

Виктор неопределенно мотнул головой.

— Устал, — констатировал сихан. — Снимай гяку-но асико [46] Гяку-но асико (яп.) — «обратные ножные когти». и садись сюда.

Старик указал на деревянный щит.

Виктор мысленно застонал. То, что садиться нужно опять на пятки, подразумевалось само собой. По-другому японцы вообще редко сидят.

Стянув с ног пыточные приспособления, Виктор опустился на щит.

— Теперь бери тамбо, [47] Тамбо (яп.) — боевая короткая палка длиной 30–35 см. вытяни руки и держи. Устанешь — подними руки вверх. Когда совсем не будет сил держать, пока что можешь одну руку опустить. Одна работает — другая отдыхает. Замерзнешь — надевай гяку-но асико и пробеги круг. Потом снова держи тамбо. А я пошел завтракать.

С этими словами старик удалился.

Положа руку на сердце, это был нелучший час в жизни Виктора. Когда дед вернулся, от ученика валил пар. Его руки тряслись, словно к ним подключили ток, а на ресницах застыл иней, который Виктор так и не удосужился смахнуть.

Он был слишком занят.

Он держал перед собой тамбо.

Вытянув перед собой обе руки.

Сихан остановился рядом и с полминуты внимательно смотрел на сидящего парня. Он ясно видел — тот сейчас проходил испытание, которое назначил себе сам. Причем тёмных линий, свидетельствующих об участии чужого ками, не было в рисунке его кокона. И это было удивительно.

— Хорошо, — наконец сказал сихан. — Ты можешь идти завтракать.

Парень не пошевелился.

И это было не упрямство.

Он просто не слышал учителя…

…На фоне серого, лишенного красок мира порхала яркая цветная стрекоза. Она билась в стенки стеклянного куба, который Виктор держал в руках.

Стрекоза надеялась вырваться на свободу.

Глупая…

Она не знала, что тут же погибнет в этом мире смазанных силуэтов, если он выпустит ее на волю. Или, если, не удержав куб, разобьет его, уронив на серые камни. И сейчас самое главное для Виктора было удержать этот куб на вытянутых руках. Потому что иначе вместе со стрекозой погибнет и этот мир, и множество иных, о которых он пока ничего не знает. Он знал точно лишь одно — те неизвестные миры надеются и ждут его участия. Так же, как и этот, стоящий в самом начале его Пути…

Это было похоже на огненный вихрь, в котором смялись и утонули смутные детали унылого пейзажа. Вынырнув из бушующего огненного океана, он неожиданно увидел озеро, серую ленту каменной ограды за ним и свои падающие вниз руки.

А еще горела щека, как будто по ней от души треснули узкой ладонью, по твердости схожей с железной дубиной.

— Если долго сидеть на холоде, можно себе что-нибудь отморозить, — наставительно сказал голос над головой. — Тогда женщины любить не будут.

«Где ж ты раньше-то был, отец родной…»