Дмитрий Силлов - Ученик якудзы

— Иди на кухню, поешь, а потом перенесёшь свой матрас во флигель. А вот этим натрешь ноги и руки.

На снег перед Виктором упал пузырек с иссиня-черной жидкостью.

Руки слушались крайне неохотно. Виктор со второй попытки выковырял из снега подарок сихана и поднес его к лицу. Даже сквозь притертую пробку из пузырька отчетливо доносился сладковатый запах, похожий на смрад разлагающегося трупа крысы, сдохшей где-нибудь в теплом укромном месте.

Виктор поморщился и огляделся.

Вокруг никого не было.

— Похоже, дедуля испарился, — проворчал Виктор, по частям поднимаясь со щита. — Чует моё сердце, не видать местному клану Якудзы ни совершенного ки-ай, ни прямой передачи как своих ушей. Сдохну я на-амного раньше.

И пошел искать кухню.

Кухню он нашел по сизому дымку, тянущемуся из-под типовой двускатной крыши аккуратного кукольного домика, схоронившегося в роще ухоженных японских ёлок. По запаху нашел, как собака.

В домике шустрили две крепкотелые тётки азиатской наружности, которые при виде Виктора принялись истово кланяться. Виктор смущенно отмахнулся, мол, не за почетом и уважением пришел, а исключительно по зову голодного брюха. Тётки всё поняли без перевода и накормили страдальца от пуза разными заморскими лакомствами. Виктор и не думал, что из риса, рыбы и всякой морской гадости можно наготовить столько вкуснятины, по сравнению с которой блюда, подаваемые в суши-барах его далекой родины, и рядом не стояли.

Раскланявшись с тётками, Виктор направился выполнять указание сихана насчет переезда во флигель.

— Выселяешься? — позавидовал Колян, крошечной фанерной лопатой сгребавший снег перед сараем. — Во флигель?

Виктор кивнул.

— Смотри, не зевай там, — покачал головой «братан». — Говорят, дед очень давно не брал учеников. А те, кого брал, долго не выдерживали.

— Я уже понял, — сказал Виктор.

На нешуточную боль во всем теле он уже перестал обращать внимание с флегматичностью приговоренного к пожизненному заключению. Все равно отсюда не сбежишь, а сбежишь — куда подашься-то? Посольство искать? Ну-ну. Не для того его сюда волокли через полсвета, чтоб вот так запросто позволить смыться. Что ж, пусть будет что будет, а там посмотрим.

— И откуда ты все про всех знаешь? — осведомился он.

— Я ж говорил — покантуешься здесь с моё, тоже все знать будешь, — хмыкнул Колян. — Если тебя раньше дед со свету не сживет. Ему это как два пальца об асфальт.

— Слушай, все хотел спросить, — задержался Виктор, вспомнив кое что. — А где вход в ту подземную школу?

— В скале, — кивнул Колян на возвышающийся над ёлками каменный зуб. — Думаю, сам все увидишь со временем. Если выживешь. Босиком как, навострился ходить?

— Ног не чувствую, — честно ответил Виктор.

— Иди растирайся, — кивнул Колян на пузырек, зажатый в руке Виктора. — А то отморозишь не только мозги, но и все остальное. Удачи, увидимся.

— Удачи.

Виктор перенес матрас в указанный флигель, отличающийся от сарая только отсутствием уборочного инвентаря и близостью к домику, в котором жил сихан с внучкой, и оставшуюся часть дня добросовестно растирал вонючей гадостью измученное тело. Сначала эффекта не было никакого, потом его бросило в жар и крючило полночи. Под утро он забылся беспокойным сном, в котором покойный Стас, глумливо ухмыляясь, испытывал на излом его руки и ноги.

А утром его разбудил сихан. И все повторилось в точности как вчера. Беготня на носках и пятках вокруг озера, перемежаемая сидением на щите с палками в руках.

Виктору было все равно. Бегать — так бегать, сидеть — так сидеть.

И это было нормально.

Откуда-то пришла уверенность, что все происходящее нужно воспринимать именно так. Излишнее рвение быстро сходит на нет. Желание побыстрее достичь результата обычно сменяется разочарованием и не менее острым желанием во что бы то ни стало отвязаться от бесполезного занятия. Переживания по поводу своей незавидной доли порождают то же самое. Поэтому при монотонной и нудной работе безразличное выполнение заданной программы есть, как ни странно, залог успеха.

Это Виктор прочувствовал на пятый день. То ли дедовы притирания помогли, то ли прежняя подготовка сказалась, но меньше чем через неделю от беготни нестандартным способом и сидения на пятках ноги уже болели значительно меньше. Как и руки, более-менее привыкшие к длительному удержанию палок перед собой.

На шестое утро Виктор, уже адаптировавшись к ранним подъемам, сам встретил деда у дверей, решив, что несолидно как-то — старик будит его с утра, словно сержант салабона. Пусть видит, что десантникам, пусть даже бывшим, подобные услуги без надобности.

Непонятно было, оценил дед сей акт самопожертвования или нет, но этим утром он повел Виктора не на тренировочную площадку, а в старое додзё.

Кошмарная статуя стояла на прежнем месте. Сихан снова уселся у ее подножия. Виктор в ставшем уже привычным положении — пятой точкой на пятках — занял место напротив.

— Завтра сюда придут другие ученики. И Масурао. Что ты будешь делать? — спросил сихан, пристально глядя в глаза Виктора.

— Мочить козла, — незамедлительно отозвался Виктор.

Сихан презрительно скривился и тупым концом своего посоха начертав круг на глиняном полу, ткнул в его середину.

— Это — то, что для тебя важно сейчас. А это, — он обвел посохом окружающее пространство, — то, что неважно. Что здесь?

Он снова ткнул в круг.

Виктор призадумался.

Действительно, что для него важно по жизни, учитывая его теперешнее положение? Сестра Галька? Важно, без вопросов. Только сейчас он ничем ей по-любому помочь не может. Как и узнать, что с ней да как.

Что еще?

Разве что Масурао забить, пока он его не забил? Как и было сказано, «замочить козла». Но, положа руку на печень и отбросив эмоции, приходится признать, что на данный момент скорее «козел» его «замочит». Причем особо не напрягаясь. Если, конечно, не придет подмога в виде ками давно помершего ниндзя, обосновавшегося в Викторе. Но придет та подмога или не придет — ещё вопрос. Не пришла ж она, когда тот Масурао его в первый раз мутузил.

— Что здесь? — настойчиво повторил сихан.

— Ничего! — в сердцах буркнул Виктор, ожидая, что вот сейчас этот самый посох долбанет его за хамство по макушке. И хорошо, если тупым концом, а не железным серпом, наверняка отточенным до бритвенной остроты.

Но сихан долбить ученика в макушку не стал. Наоборот, довольно улыбнулся.

— Правильно, — сказал он, легким движением посоха ловко стирая круг. — Для воина ничто не имеет значения. И в первую очередь, для него не существует чувства собственной важности. Хотя бы потому, что и ты, и Масурао обязательно умрете. И какая разница — раньше или позже? Все равно это обязательно произойдет. Кстати, учти, что мы обычно по-настоящему любим или ненавидим тех людей, которые являются отражением нас самих. А теперь смотри на меня!