Дмитрий Силлов - Ученик якудзы

Виктор оторвал взгляд от того места, где только что был нарисован круг, и уставился на деда.

В тусклом свете, падающем из под потолка, его лицо казалось желтой кожаной маской, натянутой на череп. Но в узких прорезях этой маски пронизывающим огнем горели глаза, которые хоть убей не могли принадлежать старику. И молодому тоже не могли. Не бывает так, чтобы у живого человека такое под веками творилось. Не хочешь — отведешь взгляд, пока собственные глаза тем огнем не сожгло.

— Смотри!

Виктор через силу повиновался. И вдруг разозлился — на себя! Совсем в тряпку превратился от сытой барыжной жизни! Ох, не в пользу пошел тот магазин! Не мужик на выходе получился, а черт-те что. Даром что почти девяносто кило живого весу. Половина того весу — жир и дерьмо.

Решение пришло ни с того ни с сего. Простое до безобразия. Можно сказать, на поверхности лежало то решение, странно только, что сразу не допёр. В жизни ж оно как — не бывает, чтобы судьба тебя просто так, от нечего делать раз за разом мордой об кафель прикладывала. То наука дурню за промахи. А кто той науки не понимает, того она с каждым разом все сильнее прикладывать будет, пока совсем по полу не размажет.

Выходит, что не по милости злой якудзы наполучал он по самые не балуйся и в результате потерял магазин. Да и хрен с ним, с магазином! Когда воин начинает потихоньку превращаться в дерьмо, судьба дает ему шанс остановить процесс и повернуть вспять. Особым не очень сообразительным счастливчикам таких шансов предоставляется несколько. Чтоб дошло наконец. А ведь способность без дрожи смотреть в такие глаза и есть то, ради чего не жалко и десяти магазинов! Чувство собственной силы — оно дорогого стоит. И ради этого можно многое стерпеть. Очень многое.

Глаза старика жгли насквозь, заставляя внутренности сжиматься в необъяснимом, животном ужасе. Такое было уже однажды. В машине, мчащейся к аэропорту. Тогда в его голове ковырялся японец из древнего, как выяснилось, клана Сагара — наблюдателей за Равновесием.

И тогда он сдался.

Тогда.

Но не сейчас!!!

…Его сознание словно раздвоилось. Какая-то несоизмеримо меньшая человеческая часть Виктора тряслась в ужасе, но сам он абсолютно спокойно смотрел в глаза учителя, мысленно выбросив из тела ту трясущуюся часть — зачем хранить в себе ни пойми что? И так за несколько месяцев торговой жизни накопилось всякого — только разгребай.

— Хорошо, — кивнул сихан. — Очень хорошо. То, что сейчас с тобой произошло, и называется сатори, озарением.

— Но… Александра, девушка из клана Ямагути-гуми, говорила, что я убивал в состоянии сатори, — пробормотал Виктор.

— Думаю, что она повторяла чужие слова, не очень задумываясь об их значении, — хмыкнул сихан. — Совершенный ки-ай — это лишь оружие воина, которым ками моего отца пользовался для того, чтобы сохранить тело, в котором он живет. Состояние Будды — это несоизмеримо большее. Ты поймешь это со временем, когда переосмыслишь то, что произошло с тобою сейчас. Но это будет потом. А сейчас смотри на Недвижимого. Но при этом ты должен видеть меня.

…То, что статую зовут Недвижимым, Виктор откуда-то знал. Он понял это сейчас. Как и многое другое, в чем еще ему предстояло разобраться.

Он смотрел на статую и в то же время видел размытую фигуру старика, словно на фотоснимке, сфокусированном на другой объект. Старик медленно поднял посох, взял его двумя руками, повернув параллельно полу, и нанес удар, метя ученику в голову.

Не отрывая взгляда от статуи, Виктор поднял руку и заблокировал удар, как учили в свое время подвальные сэнсэи. Кость слегка заныла. Благо дед бил относительно медленно и в четверть силы. Чуть сильнее — руку бы отсушил. Еще бы, деревяшка все-таки.

— Выброси из головы все, чему учили! — прикрикнул сихан. — Прими удар естественно, будто отмахиваешься от комара или кистью винт закручиваешь. Сам же смотри, куда смотрел.

…На этот раз удар был сильнее, но особой боли почему-то не было. Прокатившись по предплечью, посох послушно ушел в сторону. Второй удар, пришедший справа, постигла та же участь. Лишь секундой позже Виктор сообразил, что второй конец посоха был снабжен серповидным клинком. Видел бы — наверняка б ерунду спорол. И заодно, как минимум, пальцев лишился. А так, можно сказать, повезло, что глаза не за посохом следили, а были фиксированы на жутком оскале божества за спиной учителя.

— Понял?

Виктор кивнул.

— Ну, если понял, тогда иди и тренируйся. А я должен уехать по делам. Кстати, сегодня ты должен восемь раз пробежать вокруг озера.

Виктор поднялся, поклонился и, перегруженный неожиданно свалившейся на него информацией, направился куда велели. Но, выйдя из додзё, остановился словно громом пораженный, осознав — последние слова сихан произнес по-японски.

Раз в неделю в ворота школы заезжала цистерна с живой рыбой. Разгружалась та цистерна по принципу самосвала. Сбросив груз прямо в озеро, шофер очень быстро давал по газам. Видимо, знал, кому та рыба предназначалась.

Виктор еще пару раз видел то ли хвост, то ли шею резвящейся твари, напоминающий спину змеи толщиной с корову. Высунется над водой крутой мокрый изгиб, мелькнет в глубине стремительная тёмная туша — и снова тишина.

Самосвал только что уехал, со страху испортив воздух серьезной порцией выхлопных газов. В озере шумно плеснуло.

Но сейчас Виктору было не до озера.

Он привычно, на автомате, удерживал на весу палки, стараясь, чтобы при этом как можно меньше дрожали руки. А в собственном восприятии окружающей действительности Виктор обнаружил одну интересную особенность.

Если смотреть расфокусированным зрением сквозь ограду школы, мысленно пронзая взглядом лес японских ёлок и погружаясь тем взглядом как можно дальше, через некоторое время расплывчатые окружающие предметы начинали терять не только форму, но и цвет, превращаясь в унылые серые глыбы, имеющие с оригиналами весьма приблизительное сходство. Как в последнем видении, только цветной стрекозы в стеклянном кубе недоставало.

Эффект оказался регулируемым, как и при обычном в и дении мира. Чем ближе находилась точка фокуса взгляда, тем реальнее становилась окружающая действительность. И наоборот. Вот только представить то, чего не видишь на самом деле, было проблематично. Это далёкое «оно» казалось то неясным нагромождением гор, то похожим на мираж скоплением облаков, то просто безграничной небесной синью, по мере погружения вглубь нее превращающейся в чернильный мрак космоса.

Реальность как бы раздвоилась. Часть сознания Виктора воспринимала унылый окружающий ландшафт, похожий на серый кисель с комками нерастворившегося крахмала. А другая была слишком далеко отсюда, и там, вдали, было намного интереснее. Картинка постепенно набухала пятнами цвета, и оставалось совсем немного для того, чтобы, собрав ее воедино, понять, что же собственно он видит…