Джоанн Роулинг - Дары смерти (перевод Snitch)

Гарри не знал, откуда взялся этот гнев, теперь поднявший со стула его самого. Люпин выглядел так, будто Гарри его ударил.

— Если новый режим считает, что магглорождённые — зло, — сказал Гарри, — то что сделают с полуоборотнем, отец которого состоит в Ордене? Мой отец умер, пытаясь защитить нас с мамой — думаешь, он посоветовал бы тебе оставить своего ребёнка и искать с нами приключений?

— Да как… как ты смеешь? — сказал Люпин. — Дело не в жажде — не в жажде опасности или славы — как ты посмел предположить такое…

— Ты, по-моему, слегка перехрабрился, — сказал Гарри. — Хочешь пойти по стопам Сириуса…

— Гарри, нет! — умоляюще вставила Гермиона, однако он не оторвал гневного взгляда от помертвевшего лица Люпина.

— Вот уж ни за что не подумал бы, — продолжал он, — что человек, учивший меня сражаться с дементорами, — трус.

Люпин так быстро вытащил свою палочку, что Гарри едва успел потянуться за собственной. Раздался громкий взрыв, и Гарри почувствовал, что отлетает назад, как от удара кулаком. Ударившись о стену кухни и сползая на пол, он успел заметить кончик плаща Люпина, исчезший в дверях.

— Рем, Рем, вернись! — кричала Гермиона, но Люпин не отозвался. Через миг они услышали, как с грохотом захлопнулась входная дверь.

— Гарри! — запричитала Гермиона. — Как ты мог?

— Легко, — ответил Гарри и встал, чувствуя, как на голове в месте удара о стену вспухает шишка. Его до сих пор трясло от злости.

— И нечего на меня так смотреть! — огрызнулся он на Гермиону.

— Не лезь к ней! — рявкнул Рон.

— Нет — нет — нам нельзя ссориться! — сказала Гермиона, бросаясь между ними.

— Не надо было это всё говорить Люпину, — сказал Гарри Рон.

— Сам напросился, — ответил Гарри. В голове наперегонки неслись обрывки воспоминаний: вот Сириус падает за занавес; разбитый Дамблдор висит в воздухе; вспышка зелёного света и голос матери, умоляющий пощадить…

— Родители, — сказал Гарри, — не должны бросать детей, если только… если только им не приходится.

— Гарри, — сказала Гермиона, протягивая руку, чтобы утешить его, но он оттолкнул её руку и отошёл прочь, не сводя глаз с огня, который наколдовала Гермиона. Однажды из этого камина с ним разговаривал Люпин. Гарри нужно было верить в Джеймса, и Люпин тогда его успокоил. А теперь искажённое мукой белое лицо Люпина как будто плавало перед ним в воздухе. Он ощутил тошнотворный приступ угрызений совести. И Рон, и Гермиона молчали, но Гарри был уверен, что они смотрят друг на друга у него за спиной, беззвучно переговариваясь.

Обернувшись, он успел заметить, как они поспешно отвернулись друг от друга.

— Знаю, не надо было называть его трусом.

— Да, не надо было, — немедленно отозвался Рон.

— Но ведёт он себя как трус.

— И всё-таки… — сказала Гермиона.

— Знаю, — сказал Гарри. — Но если он от этого вернётся к Тонкс, значит, оно того стоит, так?

Голос его невольно прозвучал умоляюще. У Гермионы был сочувствующий вид, у Рона — сомневающийся. Гарри смотрел под ноги, думая об отце. Поддержал бы его Джеймс в том, что он сказал Люпину, или разозлился бы на сына за то, как он обошёлся с его старым другом? Казалось, тишина в кухне ещё звенела от последней сцены и невысказанных упрёков Рона и Гермионы. Принесённый Люпином «Ежедневный пророк» так и лежал на столе. С первой полосы в потолок глядело лицо Гарри. Он подошёл к столу и сел, наугад открыл газету и стал притворяться, что читает. Слов он не понимал: в голове ещё не улеглись впечатления от стычки с Люпином. Он был уверен, что Рон и Гермиона возобновили свои беззвучные переговоры по ту сторону «Пророка». Он громко перевернул страницу, и в глаза ему бросилось имя Дамблдора. Рядом Гарри увидел семейную фотографию, и ему потребовалось несколько секунд, чтобы понять, кто на ней изображён. Под фотографией были слова: «Семья Дамблдоров. Слева направо: Альбус, Персиваль с новорождённой Арианой на руках, Кендра и Аберфорт». Заинтересовавшись, Гарри рассмотрел фото внимательней. Отец Дамблдора, Персиваль, был человеком приятной внешности. Казалось, глаза его ещё мигали даже на этой выцветшей старой фотографии. Малышка Ариана была чуть длиннее булки хлеба, и запоминающихся черт у неё было не больше. Мать, Кендра, носила свои чёрные как смоль волосы высоко собранными в узел. У неё было точёное лицо. При взгляде на её правильные черты: тёмные глаза, высокие скулы и прямой нос над шёлковым платьем с высоким воротом, Гарри вспомнились виденные им когда-то фотографии американских индейцев. Альбус и Аберфорт были одеты в похожие курточки с кружевным воротом. И волосы они оба носили до плеч. С виду Альбус был на несколько лет постарше, а в остальном мальчики были очень похожи, ведь Альбус тогда ещё не сломал нос и не носил очков.

Их семья, безмятежно улыбаясь с разворота газеты, казалась вполне счастливой и нормальной. Малышка Ариана едва заметно махала ручкой из шали, в которую была завёрнута. Над фотографией Гарри увидел заголовок:

ЭКСКЛЮЗИВНЫЙ ОТРЫВОК ИЗ ГОТОВЯЩЕЙСЯ К ВЫПУСКУ БИОГРАФИИ АЛЬБУСА ДАМБЛДОРА

Решив, что хуже уже будет вряд ли, Гарри стал читать:

«Гордая и высокомерная Кендра Дамблдор после широкой огласки ареста и заключения в Азкабан её мужа Персиваля не смогла больше оставаться в Рытой Пустоши. Тогда она решила сняться с места и переехать всей семьёй в Годрикову лощину — деревню, позднее широко известную как место странного спасения Гарри Поттера от Сами-Знаете-Кого.

Годрикова лощина, как и Рытая Пустошь, была домом нескольких семей волшебников, но поскольку Кендра ни с кем из них знакома не была, здесь она могла избавиться от любопытствующих о преступлении мужа, досаждавшего ей в старой деревне. Постоянно отвергая любые попытки новых соседей-волшебников завязать с ней дружбу, она вскоре добилась того, что её семью оставили в полном покое.

«Захлопнула у меня перед носом дверь, когда я пришла поприветствовать её с домашними пирожками-котелками, — говорит Батильда Бэгшот. — В первый их год там я только и видела что двоих парнишек. Так и не узнала бы, что у неё есть дочь, если бы в ту же зиму не пошла при луне собирать унылики. Тогда и увидела, как Кендра ведёт Ариану в сад за домом. Она с ней прошлась по лужайке, крепко её держа, а потом отвела обратно в дом. Я не знала, что и думать».

По-видимому, Кендра считала, что переезд в Годрикову лощину — прекрасная возможность раз и навсегда спрятать Ариану. Вероятно, это она планировала сделать уже несколько лет. Важная дата: когда Ариана исчезла из виду, ей едва исполнилось семь. Большинство специалистов сходятся в том, что именно к семи годам в человеке проявляется волшебство, если оно есть. Никто из ныне живущих не помнит, чтобы Ариана проявляла хоть малейшую магическую способность. Следовательно, Кендра явно решила скрыть существование дочери, чтобы не стыдиться отпрыска-пшика. И конечно, держать дочь в заточении было проще, уехав подальше от друзей и соседей, её знавших. С тех пор о существовании Арианы знала лишь горстка людей, а на их молчание можно было рассчитывать, в том числе и оба брата девочки, по материнскому наущению отклонявших все неловкие расспросы ответом «Моя сестра для школы слишком слабенькая».