Денис Юрин - Призраки подземелий

Над взятым штурмом укреплением одиноко развевался шеварийский флаг, но выглядел он как-то до смешного убого и, несмотря на всю свою многоцветность, абсолютно не радовал глаз. Не обошлось дело и без любимой воинской забавы, то есть двух-трех дюжин воткнутых в редут копий с насаженными на их острия головами убитых гномов. Когда победа дается большой ценой, то издевательства над мертвыми телами врагов хоть как-то удерживают боевой дух от падения в бездну апатии или даже отчаяния.

Прекрасно понимая, что долго на палубе задерживаться не стоит, ведь в любой миг из трюма на нее могли подняться Лат и остальные вампиры, Аламез подбежал к корме и по свисавшему вниз канату быстро соскользнул в воду. Конечно, выбраться на берег можно было бы без водных процедур, к тому же спрыгнуть с разбитой о камни носовой надстройки корабля было гораздо проще, но в этом случае его появление привлекло бы внимание расположившихся рядом с судном солдат. Не говорившему по-шеварийски моррону пришлось бы как-то объяснять, кто он, из какого отряда и почему нарушил приказ, посетив после боя флагманский корабль. В этом случае провал был неизбежен, в то время как появление на берегу мокрого с ног до головы пехотинца не привлекло бы внимания. Таких солдат было много: одни отхлебнули слишком много вина и, утратив координацию движений, свалились с плота, других ради шутки столкнули товарищи.

Погружение в холодную воду подземного озера, к счастью, прошло без всплесков. Ближайшие плоты находились довольно далеко от кормы. Видевшие окружающий мир лишь в ущербном зеленом свете солдаты, даже если и смотрели бы в его сторону, то всё равно не различили бы, как он покидал по канату корабль, а вот шум воды мог бы их насторожить и побудить к крайне нежелательным для Дарка действиям. Шеварийцы наверняка знали, что в озере водится много хищной рыбы. Единственный всплеск возле плотов, единственная тень, промелькнувшая над плохо просматриваемой поверхностью воды, могли спровоцировать дружный залп полусотни вряд ли разряженных после боя арбалетов. Те, кому не досталось место на берегу, скорее всего, были настороже и не желали по глупой случайности стать кормом для рыб.

Недолгое купание взбодрило моррона, а встретивший его на суше холодящий ветерок заставил сразу двигаться, а не стоять на месте. Быстро оглядевшись и убедившись, что никто из плотно сидевших возле костров солдат не проявляет к нему ни малейшего интереса, Дарк направился к противоположной стороне походного лагеря, то есть туда, где начиналась расчищенная от трупов и камней полоса. К сожалению, с киркой пришлось распрощаться в воде, ведь вид расхаживающего по стоянке с горняцким инструментом на плече солдата вызвал бы подозрения, а вот на безоружного пехотинца, наоборот, внимания никто не обращал. Многие в этой схватке лишились оружия и, едва отдохнув на бережку, лениво брели на поле ристалища в надежде подыскать подходящий под свою руку меч или топор. Примерно три или четыре десятка шеварийских солдат расхаживали между трупами в поисках достойной замены либо утерянному, либо поломанному оружию. Часовые им не мешали, их задача состояла лишь в том, чтобы вовремя оповестить войско, если отступившие в глубь пещер махаканцы вдруг вздумают вернуться или на место недавней бойни решат пожаловать хищники.

Никогда не грешно совмещать приятное с полезным. Ну а уж если выпал шанс сделать сразу два нужных дела одновременно, то от такого подарка судьбы глупо отказываться. Руководствуясь этой логикой и чувствуя себя в относительной безопасности, Аламез не просто пошел в сторону павшей баррикады, а принялся, как все остальные, блуждавшие между трупами солдаты, подыскивать себе достойное оружие. Вначале Дарка поражало, почему шеварийцы брезговали трофейными топорами, а подбирали лишь мечи и прочий инструментарий убийства отечественной ковки, но вскоре он нашел ответ и быстро разобрался, что к чему. Армейские уставы и устные запреты командиров брать в качестве трофеев вражеское оружие и броню были совершенно ни при чем, как, впрочем, и иные неудобства, типа слишком коротких рукоятей более острых и крепких топоров и неподходящие размеры прочных доспехов. Причина крылась совершенно в ином.

Каким-то образом Великий Горн воздействовал на ход времени в подземелье, причем избирательно. Шеварийские захватчики того не замечали, а вот моррон стал свидетелем сразу двух небольших скачков. В первый раз это случилось, когда вышел он из подземного убежища гарнизона, а защитники границы уже возводили баррикаду; ну а во второй – совсем недавно, как только он покинул трюм корабля. Вначале время сдвинулось лишь минут на пятнадцать, а недавний скачок украл из жизни моррона целый час. Дарк глубоко ошибался, наивно полагая, что таким странным образом подземное божество целенаправленно воздействует на него, и поэтому терялся в догадках, ища тайный смысл ускорения течения секунд и минут.

А на самом деле оба раза Аламез становился жертвой лишь небольшого побочного эффекта, так сказать, технической неполадки плохо отлаженных в плане него божественных чар, пытавшихся оградить от нежелательных последствий колдовства временно зачисленного в ряды Сынов Великого Горна моррона. Говоря проще, ни люди, находившиеся в подземелье, ни пережившие обстрел, а затем и побоище воскрешенные гномы временных скачков не замечали, поскольку чары были направлены лишь на тех защитников границы, кто принял смерть в бою, кто пал, защищая родной Махакан. Особенности же организма Дарка были настолько уникальны для этих мест, что Великий Горн не смог их точно идентифицировать и полностью оградить от нежелательных временных сдвигов.

Правда открылась Аламезу внезапно, причем в тот самый миг, когда он впервые взглянул на убитых Сынов Великого Горна, а также на их доспехи и оружие. Трупы гномов должны были только-только начать остывать, ну а выглядели так, как будто пролежали в сырой земле уже более года. Процессы разложения мягких тканей, казалось, близились к завершению, а крепкие, толстые кости бородачей изрядно пожелтели. Еще недавно блестевшие поверхности махаканских топоров, щитов, доспехов и шлемов теперь покрывал уродливый грязно-рыжий налет ржавчины, а выеденные ею выемки в металле увеличивались прямо на глазах.

Смысл происходящего был ясен и прост, Великий Горн не желал надолго оставлять врагу тела мертвых своих « сынов » на поругание, и также не хотел, чтобы захватчики пользовались махаканским оружием. Именно по этой причине он сдвинул временные пласты так, что одна секунда для Дарка, живых махаканцев и шеварийцев была равна дням, а то и неделям для отслужившей плоти и стали. Уникальность же воздействия этого эффекта на Аламеза состояла в том, что в первые сотые иль даже тысячные доли секунды с начала работы « временного механизма уничтожения » он воспринимался как мертвец, а уж затем как живое существо. В общей сложности Великий Горн похитил у моррона примерно полтора часа жизни, что было смехотворно в масштабе вечности.