Людмила Астахова - Плоды свободы

Оранжевоглазый хрипло каркнул, пытаясь прочистить горло. Его сотоварищи напряженно молчали, словно воды в рот набрали. И на его тревожный взгляд отвечали деланым равнодушием. Мол, ты у нас главный, тебе и волшебствовать, а мы тут ни при чем.

– Миледи, я не могу! Мне запрещено, – взмолился подручный доктора Сида после очередной попытки пропеть заклинание.

Дух его пребывал в полнейшем смятении. И хотелось, и кололось, и доктор Сид не велел.

– Умели стрелять, умейте кровь ему затворить! – рычала шурианка. – И тащите к своему хозяину побыстрее. Уж его-то я чаровать заставлю.

– Это опасно, миледи! Херевард…

– Херевард далеко, а северяне близко.

Слова, возымевшие над бывшими тивами прямо-таки магическое действие.

Селение, а может, и городок, притулившийся на кромке болот, так и звался – Подболотье. По-идберрански – Ерцази, но двадцатилетней давности война ролфи с Идбером внесла поправки и в язык, и в ланд-карты. Ерцази – разве такое способна выговорить ролфийская глотка? Подболотье – и весь сказ!

Этого милого местечка, впрочем, война и не коснулась. Делать здесь было совершенно нечего. Никому, кроме редких охотников, беглых каторжников и вездесущих контрабандистов. Именно с контрабанды и кормилось все Подболотье, и потому странные гости тут никому не были в диковинку. Например, такие, как выползшая из заснеженных болот обмороженная ролфийка с ледяными сосульками вместо волос, осипшая и страшная, как неупокоенный мертвец. Дело привычное – из великих приграничных топей и не такое вылезает. Есть многое на этом свете, что и в страшном сне не привидится высоколобым мудрецам. И пусть весь цивилизованный мир смеется над байками о топляцах, ходягах и Дикой Охоте, а в Ерцази известно абсолютно точно – бывает всякое.

Янамарский возчик дождался Грэйн, хоть и не по своей воле. Ушлые подболотцы попросту свели у него лошадей, пока парень заливал пережитый страх на местном постоялом дворе. Впрочем, пистолет и золото в ролфийских руках гораздо убедительней просто золота, а облапошить янамарца – это ж вообще святое дело! Так что после визита эрны Кэдвен к местному градоначальству лошадки нашлись. Эрна же, в свою очередь, сделала вид, будто поверила в ужасную историю о сорвавшихся с коновязи и заплутавших в окрестностях конях, которых ловили, оказывается, всем Подболотьем.

В итоге с мэром Грэйн договорилась полюбовно, а вынужденную задержку ей компенсировали роскошной баней. После таких приключений – дело совсем нелишнее. Разомлев в тепле, вымывшись до скрипа и надев поутру свежее белье и вычищенный мундир, эрна Кэдвен пришла в самое благостное расположение духа. Изволив по-ролфийски ласково пожурить возчика («Нажрался и проспал коней, пьянчуга? Ну-ну, гляди у меня!..») и очень плотно позавтракав, выехала она только около полудня. По еще не укатанной после давешнего бурана дороге сани скользили не слишком быстро, и Грэйн задремала, убаюканная однообразием и белизной пейзажа. За Джойану она не беспокоилась совершенно. Шурианка же в Янамари, в своем родовом кубле, занимается мирным женским делом – свадьбу сына готовит…Что с ней может случиться? Тем более Сэйган при ней!

…Первый же встреченный разъезд содрал с Грэйн это ленивое благодушие, как неумелый егерь – шкуру со свежей дичины, с мясом. Драгуны были идберранские, но в компании с ролфийским сержантом – «военным наблюдателем» из Экспедиционного корпуса. Пока старший над разъездом томительно долго проверял документы эрны Кэдвен, она разговорила соотечественника.

– Что за переполох, сержант? Еще два… э-э… три дня назад все было тихо!

– Да в Файристе заварушка какая-то, ваша милость, – неохотно буркнул тот. – Сами толком ничего не знаем. Вроде бунт в Янамари, а может, провокация… Проезжайте!

– Когти Локки… – прошептала Грэйн, взявшись за голову. – Джойна!.. – и в сердцах пнула возчика: – Заснул, что ли, сволочь?! Гони!

Если ты родился существом слабым и бесправным, если все законы человеческие против того, чтобы ты мог стать хозяином собственной судьбы, то проще всего научиться ловко манипулировать теми, кто действительно силен. А если тебе «повезло» появиться на свет женщиной, то сами богини, кажется, велели усердно и терпеливо обучаться хитрой науке безнаказанно вертеть мужчинами. Джона в этом смысле ничем от своих сестер по полу не отличалась. Все просто. В девичестве следует прикинуться слабеньким хрупким цветочком или ласковым котеночком, пусть мужчины решат, будто берут в дом невинного птенчика. И как только отзвучат свадебные здравицы, начинать изучать своего супруга и господина на предмет слабостей и недостатков. Сочетание легких пинков по самолюбию, потакания мелким порокам, тихого притворства и наглой лести дают непревзойденный результат. Джонина мать – Элишва, помнится, из Тунора Янамари не просто веревки вила, а настоящие кружева плела. Могущественный владетель мнил себя громовержцем и земли сотрясателем, а сам без шуриа не мог и шагу ступить. В свете считали, что шантийская дикарка околдовала графа какими-то шаманскими штучками. Мужчины, в основном, и верили в приворотные чары шуриа, но не женщины. Светские львицы только посмеивались, прикрывшись веерами. Сами точно такие же, даром что другой крови, а приемчики одинаковые.

А что же Джона? Она во все глаза смотрела на мать и старательно у нее училась. И, возможно, стала бы непревзойденным кукловодом, если бы скоропалительно не вышла замуж за Бранда Никэйна. Умный мужчина – это ведь редкость, а он был умный. И глядя на него, юная шуриа узнала, что есть множество иных способов получить желаемое. А иногда достаточно говорить правду и честно попросить. Можно сказать, Джойане «везло» на мужчин властных. Они, сами того, возможно, не желая, научили ее тому, что умели – требовать свое, брать по праву сильного, говорить на равных и не прикидываться слабаком. В мире мужчин слабый оставался ни с чем и подыхал с вырванным горлом, в их жестком мире никто никого не щадил и не делал поблажек.

Когда Джоне потребовалось заставить трех вооруженных мужчин делать то, что она хочет, она это сделала с пугающей легкостью. Изнеженная графинюшка уступила место властной суровой хозяйке острова Шанта. Одно только мрачное молчание, пока тивы колдовали над раной Сэйгана, чего стоило! Нет, Джона не кричала и не топала ногами, но каждое ее слово, произнесенное свистящим шепотом, выходило, словно удар плеткой по обнаженной спине. А как угрюмо она сопела! И какие многозначительные, исполненные недобрых предзнаменований фразы выдавала. Не у каждого оракула выйдет лучше.

«Люди, как и собаки, чувствуют силу, – говорил Бранд. – Грозным криком никого не напугаешь».