Людмила Астахова - Плоды свободы

– Почему мы еще не задохнулись, эрна?

– Дым идет вверх, – ролфийка пожала плечами и скривилась от боли. – И тут, в этой каменной кишке, просто нечему гореть.

– Кроме нас.

– Вот именно. Ну, вперед. Скоро тут станет совсем нечем дышать.

– Эрна… погодите. Хочу вам сказать… про ту девушку, – Сэйган чередовал слова с резкими неглубокими вдохами, и потому звучала его речь невнятно и отрывисто.

– Что за девушка? – Грэйн замерла и насторожила уши. – Невеста графа?

– А… да, и она тоже. Северянка, так сказала княгиня…

– Что?!

– Но я не о том… Эрна, можно мне присесть? На минуточку хотя бы…

– Нет! – для верности она встряхнула так и норовившего уплыть в забытье парня. – И не мечтай! Начал говорить, так говори.

– Та девушка… в Амалере… которую взорвали. Эрна, я не должен был… но перед очами Локки…

– Под взглядом богини не лукавят, верно, – медленно проговорила она. – Итак?

– Эрн Рэдрин вызвал меня тогда… – Сэйган дышал все чаще и с каждым словом обвисал на руках у Грэйн все тяжелее, но она будто не замечала этого. Нужно было идти вперед, да, но раненый говорил слишком важные вещи. – У него был пакет на столе. Из метрополии пакет, от лорда Конри, я печати видел… И эрн Рэдрин был весь желтый, совсем без лица, будто усох весь… И говорит мне, дескать, Кэйррон, ты сторожи княгиню накрепко, потому как сага о Дэйхи Свирепом – это плохая сага, и Белой Сукой Ниамейн нашей Священной Невесте не бывать. А в темноте что змея, что птица – немудрено перепутать. Я тогда ничего не понял, эрна. Я что-то не помню такой саги и…

– Так и сказал? – перебила Грэйн. – О Дэйхи Свирепом и Белой Суке?

– Точно так, эрна… Я запомнил, а потом, когда в газете-то прочел про ту девицу диллайнскую, которую взорвали…

– Могли перепутать птицу со змеей, – прошептала она. – Но эрн Рэдрин поспешил нас с Джойн отправить подальше, чтобы никто в темноте не обознался… Я поняла. Кэйррон, я знаю эту сагу. И знаю теперь, в чем дело. Не тревожься. Перед лицом богини тебе не в чем себя упрекнуть.

«Еще один повод выжить, – мысленно добавила она. – Хоть и не главный».

– Идем, Кэйррон, – покрепче обхватив спутника, Грэйн шагнула вперед. – Осталось недолго. Кажется, та дверь ведет в башню.

– Там все в дыму, эрна.

– Дым поднимается вверх, ты забыл? – ролфийка отерла пот со лба предплечьем и подмигнула. – Не бойся, парень, в Чертогах исцеляются все раны. С твоей ногой все будет хорошо, когда мы туда доберемся. А из такого погребального костра мы точно попадем прямиком к Отцу Дружин, даже без возжигания!

– Горит, как прогнивший пень…

– Точно! Если поставить полый пень торчком на угли, именно так он и горит… – Грэйн прищурилась, пытаясь хоть что-то разглядеть в обугленном дверном проеме. По черному окоему, бывшему когда-то деревянной отделкой, еще пробегали редкие язычки пламени, но пожар уже ушел внутрь, туда, где ему нашлись и пища, и раздолье. Как раз туда, куда нужно было ролфи. – По-хорошему, прикрыть бы лицо… но ведь все равно не поможет. Но попробуем. Вдохни поглубже напоследок, Сэйган. Может, это последний твой вдох.

– Это… – начал было Сэйган, но, глотнув обжигающего воздуха, зашелся в кашле.

– А может, и не последний, – обнадежила эрна Кэдвен, обматывая его голову еще одним куском своей рубахи. Она так пропиталась потом, что вполне сошла за мокрую тряпку. На долю же самой Грэйн не осталось лоскутка, достаточно большого, чтоб им прикрыться. Впрочем, терять сознание она не собиралась, твердо уверенная, что огонь посвящения даст фору любому другому огню. Если у Золотой Луны есть план насчет своей Верной, то Локка не даст ей задохнуться, а если же нет… Значит, нет, и никакие мокрые тряпки не помогут тогда.

– Знаешь, Локка, – буркнула Грэйн вслух, пользуясь тем, что закативший глаза Сэйган уже наверняка не слышит ее слов. – Я не хотела бы сдохнуть, не проделав прежде многих вещей, которые тебя позабавят. Я еще многого не сделала. Не залюбила до смерти моего змея, например. Каких-то пара часов на болотах после двадцати лет порознь – это же смешно, Огненная! Не доконала Конри, к тому же. Ты же неспроста послала меня за Сэйганом – и он рассказал мне об этой бедной диллайнской птичке. Научилась ли я читать твои знаки, о Локка? Или нет? Мне все равно предстоит вечность охоты для тебя там, на Тропах… Так какая тебе разница, если это случится чуть позже? Маар-Кейл придержат для меня место в стае. Не сегодня, моя госпожа. Не в костре, который разожгли шуриа. Это будет слишком даже для тебя.

Богиня молчала. Верно, у нее нашлись иные дела, поважней, чем нападки ее посвященной. Не дождавшись ответа, Грэйн дернула плечом, облизнула распухшим языком пересохшие губы и шагнула вместе с Сэйганом внутрь, в темноту, прорезанную кое-где рдеющими островками огня. Тлевшая где-то наверху балка рухнула за ее спиной, перекрывая путь к отступлению. Должно быть, это и был ответ.

Нож в сердце – верная смерть для кого угодно, но только не для бога. Для того, кто обрел могущество, нож в сердце – лишь маленькая досадная неприятность. Вроде занозы в ладони у неловкого плотника. Немного крови, испортившей одежду, и легкий холодок в груди – вот и все неудобства.

– Спа-си-бо, жен-щи-на, – сказал Херевард медленно, по слогам, словно заново узнавая звуки родного языка. – Без тебя у меня бы не получилось.

Она дрожала крупной дрожью, безмолвно ловя ртом воздух, и даже не пыталась вырваться. Херевардова хватка оказалась стальной. Как у капкана на очень крупного зверя. Или как у сильно раздраженного божества.

– Я умер и снова родился, но уже совсем-совсем другим…

– Х-шшшш…

Девушка захрипела и засучила ногами в преддверии агонии.

– Ты мне бесполезна, но… пока пригодишься живой, – молвил новоявленный бог, отпуская свою неудачливую убийцу.

Та маленькая частичка Хереварда Оро, которая сохранилась в поглотившем его Предвечном, еще помнила про политику, про войну, про мятежи и раздоры, смутно, но помнила. Однако у богов другие враги. Не смертные, нет.

Эта ничтожная людская самка не имела ни малейшей ценности. И вина ее заключалась не в попытке убийства, а в том, что у нее не было души. Бесполезная обуза – и все!

– Ты умрешь, но не сейчас. Потом. Когда я решу.

Говорить на человечьем языке оказалось так сложно. Он груб, его конструкции уродливы, а звуки примитивны. И все же первый сделанный вдох так сладок и незабываем. Это даже не рождение, это еще лучше. Младенец не осознает себя, но Чистая Сила, вдруг обретшая тело и разум, испытывает невообразимое блаженство от самого простого движения.

Хрипящее существо попыталось незаметно отползти в сторону, забиться в самый темный уголок, но делало это слишком громко, так что, кажется, его стоны и всхлипывания слышали самые далекие звезды. И конечно, бог поймал смертную за волосы, точно бабочку. Поднял, осмотрел и обнюхал. Она отчего-то пахла страхом. Странно.