Алла Белолипецкая - Орден Сталина

Покидать квартиру ей было нельзя: она считала, что все московские наркомвнудельцы сейчас разыскивают ее. Так что Коля почти не ошибся, решив, что это не Анну он увидел неподалеку от станции метро. Это действительно была не совсем Анна.

Николай не потащил с собой в МГУ крокодиловый портфель Григория Ильича: слишком приметным тот был. Непочатые пачки папирос он переложил в обычную картонную папку с тесемками, и теперь ею предстояло надлежащим образом распорядиться.

Коля помнил тот черный врыв, который произвела пачка «Беломора», находившаяся в кармане летчика Благина. И теперь рассчитывал, что три пачки, лежащие одна рядом с другой, произведут такой эффект, что и он, Николай Скрябин, покинет этот мир, и вместе с ним уйдут люди, приехавшие на автомобилях НКВД. Надо было только всё правильно рассчитать.

Николай свернул с Моховой на улицу Герцена. Первый из автомобилей – черный «ЗИС» – газанул, обогнал его и поехал чуть впереди; второй неторопливо катил за спиной у студента МГУ. В непосредственной близости от Скрябина не находился ни один пешеход, и это можно было считать удачей.

Коля сунул руку в карман брюк и нащупал спичечный коробок. Удачей было и то, что намерение бросить курить не заставило юношу выбросить его.

Накануне Анна совершила поступок, на который долго не решалась, поскольку опасность этого деяния была очевидной. Если бы кому-нибудь попалась на глаза даже не она сама, а то, другое , это могло бы вызвать огромные подозрения – и навести на мысли о том, кем на самом деле является она, несостоявшаяся летчица Мельникова.

Но эти соображения больше не могли остановить Анну, и она принялась за дело. Ей не нужна была при этом специальная литература , как Скрябину, она и без нее справилась великолепно. Правда, результатом Анниных действий не стал осязаемый, материальный объект – как тот, который сотворил в лубянском подвале Николай. Но красавице и не требовалось что-то материальное – достаточно было видимости.

Точная копия ее самой – не в обнаженном виде: в полосатом платье, таком же, как было сейчас на ней, – возникла на маленькой кухоньке. Лицом это создание было обращено не к своей создательнице – оно располагалось спиной к ней, стояло в той же позе, что и сама Анна.

– Иди! – велела настоящая женщина, и ее эфирный двойник вышел прямо сквозь стену.

Очутившись на улице, псевдо-Анна отправилась в неблизкую прогулку: в сторону Сокольников. Воспользоваться метро Анниному двойнику вряд ли бы удалось – как бы он ( она ) стала платить за проезд? Весь путь ему ( ей ) предстояло проделать пешком, но на это должно было хватить времени.

Анна удовлетворенно кивнула; те, кто учил ее, знали толк в своем деле.

– Наследие предков , – сказала она чуть слышно, произнеся эти слова по-немецки.

И стала оглядывать пространство перед собой, словно обозревая улицы и прохожих.

Коля раскурил папиросу, затянулся с наслаждением (чего никак не ожидал после вчерашнего происшествия) и остановился, замер на месте, держа «беломорину» в отведенной на отлет руке. Никаких изменений сознания он пока не чувствовал.

Водители обеих машин тотчас среагировали. «ЗИС», ехавший впереди, притормозил и неспешно, задним ходом, двинулся к Николаю. Вторая машина, следовавшая сзади, на такой же малой скорости стала приближаться к нему. Коля повернулся лицом к проезжей части, чтобы видеть их обе, когда они сблизятся и остановятся.

– Я успею, – прошептал он, – еще успею. – И снова затянулся папиросой, перехватив ее так, чтобы сподручнее было бросать.

Впрочем, если б даже он и не рассчитал точно бросок, можно было бы подправить его траекторию; в конец концов, Григория Ильича ни в одной из чекистских машин уж точно не было, и ничто не мешало Скрябину использовать свой дар. В который раз он пожалел, что его способности к телекинезу распространялись лишь на неодушевленные предметы. Не то он расшвырял бы мерзавцев, сколько бы их ни оказалось в двух автомобилях.

«Всё равно я их расшвыряю , – подумал Коля, – так или иначе». – Он взял картонную папку за уголок и приготовился.

Машина, подъезжавшая к нему сзади, была уже так близко, что юноша смог бы разглядеть людей на переднем сиденье – если б солнце ни било в лобовое стекло. Он успел еще подумать об Анне, о том, как станет она выпутываться теперь – когда он не сдержал своего слова, не спас ее. Опять он не спас женщину, которая на него полагалась! Но сокрушаться об этом было теперь поздно. «По крайней мере я не пошел к ней сегодня и не стал ей звонить, не навел на неё ублюдков». Хоть эта мысль служила ему утешением.

Коля отвел руку с папкой, делая короткий замах. Не следовало бросать папку слишком сильно, иначе она могла отлететь от стекла машины и даже свалиться с капота. Канцелярская принадлежность должна была мягко опуститься на стекло, чтобы вслед ей Коля бросил тлеющий окурок, поджигая пачки «Беломора» и вызывая взрыв, от которого вылетят стекла во всех домах центра Москвы.

Правая передняя дверца автомобиля открылась, и из неё стал выбираться мужчина в форме НКВД. Скрябин заметил лишь гимнастерку цвета хаки; на лицо наркомвнудельца он даже не глядел. В голове юноши успел еще мелькнуть вопрос: будет ли слышен взрыв Анне? А затем он напружинил руку и решил: «Сейчас!»

Но неуемное любопытство, которое всю жизнь гнало Колю неизвестно куда, не оставило его и теперь, на пороге смерти. Он подумал, что должен посмотреть, кто именно приехал за ним. И поднял взгляд на человека, покинувшего «ЗИС».

– Ну, здравствуй, тезка, – услышал Коля знакомый голос. – Тебя с собаками не отыщешь. Едем, товарищ Сталин тебя ждет!

Рядом с распахнутой дверцей автомобиля стоял, улыбаясь, мужчина с широким крестьянским лицом: начальник Оперативного отдела личной охраны НКВД СССР Николай Сидорович Власик. Скрябин знал его: тот неоднократно появлялся на даче его отца. С 1932 года Николай Сидорович был не только телохранителем Сталина, но и воспитателем его сына Василия, практически – членом семьи Хозяина, человеком, которому поручались самые щекотливые дела. Но производить аресты никак не входило в круг поручений Власика.

У юноши помутилось в глазах; он решил, что это папироса начала действовать, бросил ее под ноги, втоптал в асфальт. Ни начальник сталинской охраны, ни те, кто приехал с ним, помыслить не могли, что от смерти их всех отделяло не полшага и не полвздоха – одно движение глаз студента Скрябина. Впрочем, сам Николай довольно быстро совладал с собой, и – к своему удивлению – не испытывал никаких суицидальных порывов, когда шел к Власику. Разве что ноги Коли гнулись плоховато, и он слегка пришаркивал подошвами по асфальту.