Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — курфюрст

От реки хоть и далеко, но тянет сыростью, небо медленно чернеет, далеко за лесом темнеет грозовая туча, но стоит на месте, только иногда недра озаряются зловеще багровыми сполохами.

Костер я позволил разложить в вырытой для этой цели яме, да никто не увидит огонька, береженого бог бережет, Фальстронг хмурился, но соглашался, а телохранители начали посматривать на чужака с уважением.

В полночь я поднялся, сказал негромко:

— Ну, ребята, наше время… За мной.

Не оглядываясь, я слышал, как дюжина отобранных поднялась и двинулась следом. Доспехи я велел всем снять, затяжных боев не будет, либо перебьем всех тихо и быстро, либо сами поляжем, потому только кольчуги, а у кого нет, те в коже, если есть.

Берег пологий, это с той стороны более крутой, холодная вода обожгла, как огнем, я стиснул зубы и медленно пошел, рассекая темную воду. За спиной почти тихо, редко-редко слышится плеск, но не больше, чем от выпрыгнувшей за пролетающим ночным жуком крупной рыбины.

Долгое время я шел в черноте, в которой небо и вода слились в одно нечто черное и страшное, по пояс в воде, ориентировался только на легкое течение, что давит в бок слева и пытается относить дальше вниз.

Не выдержал, оглянулся, сердце счастливо дернулось. Меньше чем в шаге сзади меня идут двое, а за ними еще несколько человек, я увидел серьезные, блестящие возбуждением глаза.

Непроглядная чернота впереди расширялась и расширялась, пока дно не начало подниматься. Я поднял глаза и понял, что пугающая чернота впереди — просто обрывистый берег, заслонивший небо.

Ни слова, ни звука, все выбрались и, снова по колено в воде, пошли вдоль берега к турнедской крепости. Подойдя вплотную, начали подставлять друг другу плечи. Я взобрался первым и, пока другие опускали вниз веревки, быстро осмотрелся. Крепость с высокими стенами ко всему еще и на высоком, в два-три человеческих роста каменном основании, но его одолеем, там есть за что цепляться руками, а вот стены…

Ко мне торопливо подбежал старший из телохранителей, Шнайдер.

— Четверо с крюками готовы, ваша светлость!

— Пошли, — велел я, — только ни звука!

Он кивнул, соглашаясь, слава богу, не рыцарь, тот бы захотел сперва гордо протрубить в рог и вызвать противника на честный бой, а этот недаром Шнайдер, что значит портной, а вот те с крючками на длинных веревках: Беккер, Вебер, Вагнер и Шмидт, что значит пекарь, ткач, каретник и кузнец — люди из простого народа, без претензий, делают все, что прикажу.

Веревки взвились вверх и пропали в ночи бесшумно, только там наверху что-то слегка цокнуло, хотя я и велел обмотать тряпками металлические крючья, и чтоб не звякали, и не блестели.

— Есть, — прошептал Шнайдер возбужденно. — Позвольте, я первый?

— После меня, — согласился я.

Он смотрел, как я достаточно быстро пополз по веревке, там навязаны узлы через каждый фут, а я на миг остановился, когда моя голова почти поравнялась с вершиной крепостной стены, прислушался, тихо, быстро взобрался и пробежал к башне.

У дверей я простоял всего несколько секунд, за это время на стену взобрались еще пятеро. Я приглашающе махнул обнаженным мечом, рванул дверь на себя, с той стороны слетел на пол плохо закрепленный засов, и я вбежал в башню, где круто заверченная спираль каменной лестницы повела вниз.

Внизу горит настоящий камин, но трое охранников бесстыдно спят. Я знаками показал телохранителям, что зарезать нужно без шума, и выбежал во двор.

Тихо, темно, луна из-за туч не показывается, я перебежал быстро, все равно чувствую себя голым и беззащитным под этим недружелюбным небом.

Ворота заперты, однако рядом небольшая дверь. Я постучал, с той стороны послышались шаркающие шаги, раздался хриплый недовольный голос:

— Ну чего тебе, Ганелард, снова…

Дверь приоткрылась, я ухватил говорившего и выдернул во двор, а сам вскочил в сторожку, там еще один дремлет за грубо сколоченным столом.

Я рубанул его по беззащитной шее, выбежал в холл, но не успел оглядеться, как за мной ворвались почти все из моего отряда, бурно дышат, глаза горят, ноздри раздуваются.

— Крепость уже почти наша, — сказал я. — Быстро просмотрите все комнаты и перебейте всех. Пленные нам пока ни к чему.

Сам я ринулся наверх по широкой каменной лестнице, все крепости и замки строятся по одному принципу, телохранители Фальстронга, как и я, уже знают не только где покои, но и в каком углу расположено ложе военачальника.

Двери от удара ногой распахнулись с такой готовностью, что створки ударились о стены изнутри. Я влетел с обнаженным мечом в руке, светильники у входа, от моих движений язычки заметались так, что едва не погасли.

На ложе беспокойно заворочался грузный человек, пошарил рядом с собой, спросил сипло:

— Фишер, это ты?

— Я, — ответил я, — хотя и не тот, но все равно рыбак. Рыба мне попалась жирная…

Он медленно поднялся, с глаз быстро уходит пелена сна, зыркнул по сторонам.

— Что… случилось?

Я осведомился:

— Вас напоить, накормить… или уложить… сразу?

Он сказал зло:

— А сможешь?

Я отступил на шаг.

— Уложить? Хотя могу… эта… надругаться, и раньше.

Его меч стоит у изголовья, он быстро потащил его за рукоять, другой рукой придерживая ножны, отступил и встал в боевую стойку.

— Кого я убью?

— Не кого, — уточнил я, — а кто. Дурак, который мог бы убить тебя сразу, как и велит другим, но сам почему-то грешит рыцарством. А зовут меня Ричард Длинные Руки, хотя здесь почему-то больше знают под именем Ричарда Завоевателя…

Наши мечи дважды скрестились со звоном в воздухе, но его, похоже, слишком потрясло то ли осознание, что крепость захвачена, то ли понимание, что дерется с самим Завоевателем, о котором ходит столько неясных слухов, но третий удар моего меча достал его в плечо возле самой шеи, кровь ударила фонтаном.

Я поспешно отпрыгнул, в коридоре прогремели шаги, вбежало трое из моего отряда.

— Ваша светлость?

Я отмахнулся.

— Здесь все… Этот дурак спал без женщины, насиловать некого.

Они понимающе заулыбались, выбежали, я уже слышал везде крики ужаса, но, судя по голосам, это слуги и служанки, их вряд ли убьют, а кто же нам будет ноги мыть, не самим же это делать в покоренной и захваченной крепости, что по праву войны трое суток в нашей полной власти?

Когда я спустился в нижний холл, телохранители столпились над распластавшимся в луже крови Шнайдером. Красные струйки вытекают из двух ран на груди, еще из плеча и бедра, дыхание хриплое, глаза, вытаращенные от боли.

Я спросил весело:

— Ты в порядке?

Он зыркнул на меня хмуро.

— Нет!

Я равнодушно отмахнулся.

— Все равно в порядке.

— Да не в порядке я! — простонал он.

— В порядке, в порядке, — заверил я. — Если можешь лежать, ни за что не держась, ты в порядке.