Юрий Никитин - Ютланд, брат Придона

– Морды, – сказала она сердито, – такие же.

– Которые из них? – спросил он. – Там люди трех племен. А морды… У всех в бою лица становятся мордами.

Она подняла голову и скосила глаза, чтобы видеть его равнодушное лицо.

– Какой ты… черствый.

Он подумал, ответил просто:

– Да. Наверное. Где остановимся на обед?

Она поежилась, не ожидала такого быстрого и простого согласия с таким чудовищным обвинением, помедлила, снова зябко передернула плечами.

– Обед?.. Мы только что позавтракали.

– Как скажешь.

Она ощетинилась.

– Тебе не кажется, что твоя забота становится оскорбительной? Я что, должна все время есть или спать?

– Ну… не все время, – ответил он в затруднении, – еще чесаться, говорить, какая ты красивая…

– Дурак!.. И вообще… а почему ты черствый?

Алац идет медленно, Ютланд нагнулся к седельной суме, Мелизенда ждала ответ, но он вытащил уже аккуратно отрезанный ломоть хлеба и положил на него зажаренный вчера ломоть вкуснейшего мяса.

– Тогда лопай на ходу.

– Как?

– Артане, – объяснил он, – всегда так делают.

Она горестно вздохнула.

– Ну дикари, какие дикари…

Однако приняла хлеб и мясо, надкусила и пробормотала с полным ртом:

– Не увиливай. Сам признался, что черствый.

– Ну и что?

– А почему черствый?

– Не знаю, – признался он. – Еще не знаю, кто я, что со мной… потому те в долине – сами по себе, а я пока что сам по себе. А вот когда разберусь…

– Тогда что?

– Не знаю, – ответил он честно. – Мне самому не нравится, что их возня меня не трогает. Как будто я не человек! Или не совсем человек…

– Так нельзя, – сказала она рассудительно. – Хотя, конечно, ты всего лишь пастух… тебе, наверное, можно. Это я должна думать и заботиться обо всем народе. А ты что, с тебя какой спрос…

– Верно, – согласился он. – Мне бы сперва с собой разобраться. Тебе проще, ты как этот олень, которого едим. У него тоже все было просто и безмятежно. Правда, вкусный?

Она на мгновение задержала руку с прожаренной грудинкой в воздухе, даже отодвинула, но озлилась на себя, что поддается его глупым и непонятным речам, с удвоенным аппетитом впилась зубами в сочное мясо.

Алац взбежал на холм, внизу открылась широкая зеленая долина с небольшой, но быстрой речкой, парой густых рощ, ни одного села, хотя земли, судя по траве, плодородные.

Мелизенда просияла, даже недоеденный ломоть хлеба с мясом задержала в воздухе.

– Эта дорога мне знакома!

Он изумился:

– Ты здесь бывала?

– Нет, – сказала она обстоятельно и важно, – но тцарские дочери учатся не только вязанию, как ты думаешь. На картах отмечены наши союзники… Видишь вон те далекие горы? За ними уже Вантит!.. А за этой долиной в во-о-о-он том предгорье обитает могучее и отважное племя говерлов, слыхал? Столица у них Родопск, а правит там знаменитый князь Гуцурл, мой двоюродный дядя, кстати. Правда, у нас с ним нет дружбы, хотя два года назад он лично приезжал в Вантит заключать договор, но, насколько я знаю, ничего не получилось.

– Почему?

– Он близко и далеко, – объяснила она. – Вантит на той стороне горного хребта, видишь, какой он высокий и страшный?.. Чтобы оттуда попасть на земли князя Гуцурла, надо суметь одолеть эти проклятые горы! Так могут только самые отважные скалолазы, а все остальные должны почти три месяца пробираться по горным тропам попроще, но все равно часто срываясь в пропасти и погибая, чтобы выйти на эту сторону. Так что до Вантита уже близко, ты прав, но…

Он буркнул:

– А я вот не вижу этих «но». Ты что, хочешь заехать в гости к дяде?

Она затрясла головой.

– Нет! С какой стати?.. Он мне совсем неинтересен. Он может говорить только о величии своего племени. Его послушать, так куявы и артане вообще муравьи в сравнении с говерлами.

– Конечно, дурак, – согласился он. – Нет чтобы говорить только о тебе, твоей красоте, твоем уме, вежливости, доброте, великодушии, терпении, незлобивости…

Она кивала, очень довольная, потом насторожилась и посмотрела с подозрением, но лицо молодого пастушка слишком простое и простодушное, и она снова расслабилась, чувствуя снисходительно, что наконец-то и этот начал понимать и ценить ее, настоящее сокровище.

– Молодец, – сказала она поощрительно, – наконец-то ты понял.

– Да уж, – согласился он, – наконец-то. А каким дураком был, правда?

– Зато ты отважный, – утешила она.

– А ты, – сказал он, – зато красивая.

Горный хребет приближается медленно, еще далек, но земля то и дело оскаливается торчащими прямо из зелени острыми зубами скал. Дорога иногда резко сворачивает, обходя глыбы с двух-трехэтажный дом, другой раз заставляет карабкаться на такой крутой склон, что, сохрани он угол подольше, в конце можно бы оказаться на вершине самых высоких гор.

Конь осторожно прошел по узкой тропке по крутизне, дальше нагромождение серых скал, мощный рев водопада, за поворотом в самом деле небольшая речка падает с высокого уступа в выбитый ею бассейн, дальше течет уже тихо и смиренно, как ведет себя куявка в доме артанина.

Ютланд насторожился, впереди двое в пестрых длинных одеждах и с причудливыми головными уборами потрясают разрисованными посохами и выкрикивают нараспев длинное и замысловатое заклинание.

Дюжие мужики закончили привязывать к столбу над обрывом молодую женщину в платье с очень коротким подолом и нарочито разорванном.

Трое сразу же сели на лошади и ускакали вниз, а последнему, как он только подошел к своему коню, один из жрецов резко велел остаться.

Мужик поправил седло, конь мотнул гривой и полез губами ему в карман. Жрецы подняли посохи над головой и прокричали вместе одно длинное слово, что показалось Мелизенде неприятным и даже зловещим.

– Дикари, – сказала она сердито.

– Ага, – согласился он равнодушно.

– Это не Вантит, – сказала она высокомерно. – У нас все это красиво и торжественно!

– Что «это»?

– Вообще все, – отрезала она сердито. – Видишь, что они делают?

– Ритуалы, – сказал он со скукой. – У вас, говоришь, это красивше?

– Намного!

Алац двигался неторопливо мимо, жрецы их не замечали, только мужик с конем чуть насторожился, но увидел на тощем коне двух подростков, расслабил мышцы.

– Надо ее спасти, – сказала Мелизенда внезапно.

Ютланд удивился:

– Кого?

– Вон ту женщину, – сказала Мелизенда. – Не видишь?

– Вижу. От чего спасти?

– Ее сейчас отдадут в жертву, – терпеливо объяснила она. – Какому-то диву. Может быть, сейчас из этой реки появится мокрая и очень противная тварь…

Он удивился:

– Ты-то откуда знаешь?

– Обычай такой, – прошептала она. – Старинный, освященный веками. Традиция к тому же. А все, что традиционное, надо уважать… но все равно мне такое не нравится. Мне больше нравится традиция, когда герой убивает эту противную тварь…