Людмила Астахова - Дары ненависти

Левую руку придется задрать высоко, чтобы положить ее на правое плечо тива. И заодно прижаться грудью к его груди. На рослых диллайн маневр действует безотказно, ведь тогда открывается лучший вид из тех, которые Джона способна предоставить мужскому взгляду. Жаль, реакцию можно только почувствовать.

– У меня нет привычки брать чужое, тив Херевард.

Рука мужчины, лежащая на ее талии, стала тяжелой, а пальцы вонзились под ребра. Больно, и очень неудобно кружиться друг вокруг друга маленькими шажочками. Пришлось прыгнуть эсмонду на ногу и впиться когтями в плечо.

– Вы, должно быть, часто думаете о смерти, Джойана, и совсем ее не боитесь? Вам не обидно, что проклятие легло на ваши плечи без всякой личной вины? Вас не душит зависть?

– Боюсь. Как же ее не бояться? – легкомысленно улыбнулась женщина. – Но я привыкла воспринимать эфемерность своей жизни как плату за удивительный дар чувствовать острее и радоваться каждому дню сильнее остальных смертных.

Легкий прыжок в жестких, если не сказать жестоких, объятиях эсмонда, словно единственный способ сказать: «Я живу сейчас и сегодня. И мне хорошо. А дела будущего – это ваша проблема».

– Ах, какая неожиданность! Мы – первая пара.

И точно! В затылок дышит леди Лайд – с выражением на лице, которое бывает у кошки, добравшейся до воробьиного гнезда: впереди множество приятных минут и полный желудок.

«Сытая леди Дагманд, кого ты скушала сегодня?»

Диллайн и шуриа вели колонну танцующих через центр бального зала – зрелище, о котором будут рассказывать еще полгода при каждом удобном случае. Маленькая щуплая женщина насмешливо улыбалась своему партнеру:

– Вы просто не знаете, что теряете, оставаясь тем, кто вы есть. Вы, все вы слепы и глухи. Как зрячий и слышащий может завидовать ущербным, тив? Хотя не скрою, плата чрезмерно велика.

Немного горделивой надменности никогда не помешает. Диллайн сами любят продемонстрировать несгибаемость под ударами судьбы, между прочим. Почему же шуриа нельзя? Только потому, что всем кажется, будто вымирающий народ должен состоять из ничтожных слабаков? Вот уж нет.

Дойдя до конца зала, колонна распалась на две, которые выстроились в шеренги напротив друг друга.

– Стать бестелесным духом, не познать никогда божественной благодати, не обрести покоя вечного? Увольте, миледи! – фыркнул эсмонд. – Лучше я останусь тугим на ухо слепцом.

Джона и Херевард прошли под руками графини Эск и маршала – нырнули в «воротца», чтобы затем стать «воротцами» для других танцоров.

– Вас никто не приглашает испробовать на себе участь шуриа, так что беспокоиться не о чем. А я не претендую на вашу благодать.

– Очень жаль.

– Хотите спасти мою душу, Благословенный Святой Тив?

– А она у вас есть, леди Янамари?

Хорош-ш-ший вопрос.

Следующий танец придется пропустить. Кто же осмелится приглашать в тур, когда рядом высится сам Благословенный Святой Тив? Дураков нет.

– А как же иначе? – рассмеялась Джона. – Такая же, как у вас. Живая. И, кстати, за тысячу лет можно бы уже научиться оскорблять по-настоящему. Теряете хватку?

Тив невозмутимо пожал плечами:

– Пытаюсь выяснить причину вашего упрямства. Только бездушное существо способно так пренебречь выгодным предложением и собственной безопасностью. Или вы надеетесь спрятаться в новом браке, за спиной нового мужа?

Леди Янамари вскинула вопросительно бровь и уставилась на собеседника немигающим, воистину змеиным взглядом.

– Тив, я ищу покровительства нового супруга не столько по собственной воле, сколько исполняя настоятельное пожелание Его Императорского Величества. Спросите у лорда Джафита, если необходимо.

– Разумеется, ваш избранник будет придерживаться тех же политических взглядов…

– А что тут такого? Это логично! Всего приятнее, чтобы рядом был единомышленник.

– Ваша логика безупречна. Именно поэтому меня интересует наследство Лердена Гарби. Разве не за ним вы приехали в Санниву?

– Я приехала на Весенний бал, Благословенный. Вы не представляете, как скучно сейчас в Янамари-Тай. Кошмар! Впрочем, вы-то знаете. Не так ли? От преподобного Удаза.

– Он передал мне ваш воздушный… презент, – хмыкнул Херевард.

– Как это мило с его стороны.

Интересно, как это – тысячу лет видеть в зеркале свое лицо изо дня в день, видеть одни и те же сны, столетиями вспоминать о погибших, хранить тайны? В одном Джона не сомневалась – с каждым годом, тем паче с каждым веком все меньше и меньше хочется расставаться с жизнью. Так сказать, входишь во вкус.

– Я вам не верю.

– Воля ваша, Благословенный. Все меняется – когда-то вы мне поверили, теперь – нет. Не в моих силах убедить вас. Можете обыскать мой дом здесь, в Санниве, в Дэйнле и даже в Янамари-Тай, где угодно…

– Мы уже обыскали дом лорда Гарби. И ничего не нашли. Следовательно, его бумаги у вас.

Джона до боли сжала челюсти, чтобы не рассмеяться. Ай да Лерден! Умудрился все-таки спрятать свое главное «сокровище».

– Велики…й, – женщина осеклась под пронзительным взглядом священника-мага, не любившего поминание духов всуе. – Йон Великий! – быстро нашлась она, благо диллайн ловко переиначили в свое время богов покоренных ими народов в предстоятелей своего бога. – Ну, у вас и логика, тив Херевард. Лерден никогда бы не стал хранить что-то ценное у меня, тем более у шуриа, у той, кто почти всю жизнь находится под пристальным вниманием Эсмонд-Круга. Лерден Гарби никогда не стал бы делиться чем-то ценным. Ни-ког-да!

– А этот чуднóй знак с эшафота?

«Ух ты! Догадался? Как мило».

– Мы были очень близки, тив. Душевно близки. Странно было бы не попрощаться. Все-таки расстаемся навечно.

– Ваш младший сын от него? – быстро спросил Херевард.

Сказать «да» было очень соблазнительно, но крайне непредусмотрительно. Все равно что собственными руками вложить оружие против себя в руки Эсмонд-Круга. Клан, из которого происходил Гарби, мог захотеть получить единственного наследника своего родича. А не захотел бы сам, эсмонды заставили бы. Они могут… наставить на путь истинный.

– Нет, не настолько близки. Дурной тон – заводить роман с политическим союзником. Добром такая связь не закончится, – не скрывая снисходительной насмешки, ответила Джона. – Считаете, если я живу всего лишь четвертый десяток лет, то глупа, точно обуянная желаниями юница?

– Помнится, я в таком же возрасте был не настолько разборчив и рассудочен.

– Вы и сейчас не очень-то… разборчивы.

Они обменялись понимающими взглядами.

Следующий танец предполагал смену партнерш, и на него в бальной книжечке Джоны был записан тот самый зеленоглазый красавчик Мендия. Он очень кстати крутился рядом, не решаясь перебить разговор эсмонда. Графине Янамари пришлось пустить в ход старый трюк со стрельбой глазами, чтобы один догадался об окончании беседы, а второй проявил решительность, достойную не только хозяина фабрик, но и воспитанного кавалера.