Екатерина Лесина - Хроники ветров. Книга желаний

Люди не вмешивались, только бы у князя хватило благоразумия… и терпения. Карл уйдет… очень надеюсь, что уйдет, а я останусь и все объясню. Лишь бы только без жертв обошлось, в противном случае моих объяснений никто и слушать не станет.

Впервые мне стало по-настоящему страшно, не за себя — Карл не убивает своих, а я ко всему продолжаю оставаться его валири — но за людей. За медведя-Морли, за хмурого Нарема и особенно за Вальрика, у которого благородства чуток больше, чем мозгов.

— Неплохой экземпляр, — Хранитель границ рассматривал Рубеуса с откровенным любопытством, — монах бывший… у тебя извращенное чувство юмора. На будущее — с этими фанатиками не стоит связываться, некоторые, вместо благодарности, убивают своих вали, но у тебя, как вижу, обошлось. Кстати, я, кажется, тебя знаю… определенно знаю… Ладно. Свободен.

Рубеус снова послушно выполнил приказ, он определенно что-то задумал, в противном случае, откуда такая нарочитая покорность? А Карл переключил внимание на меня.

— Коннован подойди, пожалуйста.

Ну вот, началось. Я с тоской думала о том, что сейчас произойдет. Когда Карл в одном предложении сочетал "Коннован" и "пожалуйста", это означало одно — я снова сделала что-то не так. А за ошибки надо платить.

— Ну? — Взгляд у Карла не злой, скорее равнодушный. И внимательный. Это только кажется, будто Карл полностью сосредоточил внимание на мне, на самом же деле он видит и контролирует все, происходящее вокруг.

А мне снова страшно, совсем как в Орлином гнезде. Огромный, пустой зал, в углах которого живут тени. Каждый звук либо тонет в полувздохах-полушорохах этих теней, либо громом разносится по каменным плитам. В зале нет окон, а сводчатый потолок похож на грудную клетку диковинного зверя, колонны-ребра врастают в пол, а плоские светильники-позвонки моргают, отчего свет кажется неровным, рваным, как моя рубашка.

Мне одиноко. Мне плохо. Я хочу есть, согреться и спрятаться от этого взгляда. И от этого голоса, который требует от меня невозможного — встать и поднять саблю. Или просто встать, когда сил совершенно не осталось. Или убить. Или еще что-нибудь столь же невыполнимое.

Готова поспорить, Карл прекрасно осведомлен о моих страхах, как и о том, что все происходящее в данный момент мне неприятно. Где-то на задворках сознания мелькнула еретическая мысль, что ему нравится причинять мне боль. Хотя, конечно, глупости, он ведь разделяет эту боль вместе со мной…

— Ближе, Коннован, ближе.

Он встал и теперь смотрел на меня сверху вниз, и я окончательно уверилась, что совершила нечто очень-очень плохое.

— Посмотри на меня.

Не хочу. Но подчиняюсь.

— Итак, Коннован, кажется, я предупреждал тебя, что никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя инициировать тех, кто предназначался для Дат-Каор?

Говорил. Теперь я вспомнила, что говорил, но…

— Но ты посчитала себя достаточно взрослой, чтобы переступить через данное правило, так?

Молчу. Я виновата, и ссылаться на обстоятельства и незнание бесполезно.

— Надеюсь, ты достаточно взрослая и для того, чтобы в полной мере отвечать за последствия. А это просто, чтобы в следующий раз ты была немного более внимательной.

Удар был достаточно силен, чтобы я упала, но не настолько силен, как мог бы быть. Щека горит огнем, а рот моментально наполняется горькой, как полынная настойка, кровью.

— А теперь сделай так, чтобы я тебя не видел.

С превеликим удовольствием.

Обиднее всего, что он сделал это перед всеми… теоретически, меня не должно было волновать мнение людей, но практически… практически было больно и чертовски плохо.

Снова больно и снова плохо.

Когда же это закончится?

Я бы вообще ушла из лагеря, потому что смешанное с удивлением сочувствие, которое я читала в людях, ранило едва ли не больше, чем пощечина. Подумаешь, пощечина, ничего нового… царапины от когтей к утру заживут, а вот раненое самолюбие — вряд ли. Я села за краем светового пятна, образованного костром. Спустя минуту рядом присел Рубеус, которого в данный момент мне совершенно не хотелось видеть.

— Покажи. — Он отвел мою руку в сторону и аккуратно, стараясь не причинять боль, провел пальцами по царапинам.

— К утру заживет.

По-моему, подобный ответ не слишком его успокоил.

— Сейчас аптечку принесу.

— Не надо.

— Почему?

— Будет недоволен. — Уточнять, кто именно здесь будет недоволен, не понадобилось. Карл делал вид, что не замечает нас, но — сто против одного — прекрасно все видел и слышал. И я не поручусь, что этот разговор в дальнейшем не будет иметь для меня последствий. Но только как объяснить Рубеусу, что все произошедшее нормально и закономерно, а его вмешательство лишь усугубит ситуацию?

Я молчала. Он молчал. Его рука, сжимающая мои пальцы, была удивительно теплой, и это тепло растворяло обиду. Хотелось уткнуться носом в плечо и сидеть… долго, быть может, даже до рассвета.

Глупость, конечно, стоит сделать что-то подобное, и Рубеус уйдет, а мне не хочется, чтобы он уходил.

— И часто так?

— Бывает.

Проступок определяет наказание. Наказание помогает закрепить урок и в дальнейшем не совершать ошибок. А пощечина — это даже не наказание, а скорее проявление недовольства.

— Больше не будет.

— Пожалуйста, не…

— Ш-ш-ш, Конни, — Рубеус приложил палец к губам. — Не надо нервничать раньше времени. Все будет хорошо.

А я поверила. Мне просто очень хотелось ему поверить.

— Ну, если все обо всем поговорили, — насмешливо произнес Карл, — то, может быть, соблаговолите прояснить несколько моментов? Например, мне очень интересно, как вам удалось выжить?

— Выжить? — Вальрик все-таки не удержался от вопросов. Выглядел он смущенным, хоть и пытался это скрывать.

— Выжить, мальчик, выжить, то есть по-прежнему пребывать в активном состоянии. Замок ведь захватили, правда?

— Правда. — Соглашается князь, проглатывая "мальчика".

— Конечно, правда, я был рядом, когда началась осада. Забавное зрелище. Сколько вам удалось продержаться? День? Три? Пять?

— Много.

— Не хочешь говорить? Это твое право, хотя запомни, что лишние эмоции в отношении событий, которые уже невозможно изменить, мешают адекватной оценке событий, которые еще пока поддаются изменениям. Понятно?

— Более чем, — Вальрик сердится, нервно постукивает пальцами по камню и в то же время старается демонстрировать спокойствие. Зря он так, Карла не проведешь.

— Итак, замок пал, но вы неким образом сумели вырваться из западни. Тайный ход?

— Да.

— Конечно, какой замок без тайного хода. Он ведь просто необходим для спокойствия правителя. Кстати, а что с князем случилось?

— Умер.

— Печальная новость, — Карл откровенно веселился и не давал себе труда скрывать это веселье, Хранителю Южных границ нет дела до человеческих переживаний и обид, он сам кого хочешь обидеть может. — В последнюю нашу встречу, он выглядел неплохо, даже весьма неплохо для человека, злоупотребляющего выпивкой. Я ему еще тогда сказал, чтобы бросал пить, а то подохнет от цирроза, а он, значит, не послушал совета. Или не в выпивке дело?