Садовница

— Ты давно в городе? — спросила Эрле. Себастьян пожирал ее глазами так откровенно — от подола платья до заколотого гребнем высокого пучка на голове — что она невольно потянулась к вискам, убирая за уши коротенькие, не влезшие в пучок прядки — потом снова схватилась за прутья.

— А ты все такая же, — сказал он вместо ответа. — Только лицо бледное…

— Я болела, — произнесла она быстро, словно оправдываясь. — Встала только сегодня.

— А-а, — он понимающе покачал головой. — А я уже думал — никогда тебя не увижу. — Его ладони скользнули вниз по прутьям, но прежде, чем они коснулись ее рук, Эрле отпустила решетку и отошла на шаг назад.

— Ты совсем бледная, — повторил он безо всякого выражения, упрямо глядя на нее сквозь ограду.

— Мне пора, — она отступила еще на один шаг. — Марк может хватиться меня…

— Я вернулся домой, — произнес Себастьян шепотом, отчаянно мотнул головой — прижался лбом к чугуну, снова закрыл глаза. Добавил — еще глуше, почти с отчаянием: — Привез много стихов… — осекся, не договорив. Она покачала головой:

— Не думаю, что это хорошая мысль.

— Я мог бы оставить их где-нибудь…

— Нет, — сказала она твердо и повернулась, чтобы уйти.

Из оставшейся открытой двери на террасу шагнул Марк — в светло-коричневом домашнем халате, волосы взъерошены — даже издалека видать. Заметался по террасе, вглядываясь в сад, потом замер — увидел, наверное, и, ссутулившись, побрел обратно к двери, не глядя больше в сторону жены.

— Марк! — окликнула его Эрле. Он остановился, обернулся. Дверь вздрогнула, хлопнула у него перед носом, потом снова отворилась. Эрле подобрала юбки и заспешила к нему — так быстро, как только могла, скользя по каменным плитам перепачканными в грязи туфельками. Он сделал несколько шагов ей навстречу, остановился у края террасы, она взлетела по ступенькам, бранясь и смеясь одновременно:

— У-у, пугало мое несчастное! Дожила, называется: родной муж, и тот в упор не видит! Совсем ошалел с этими своими поездками! Ничего, я тебя в чувство живо приведу! Будешь у меня знать, как жену не замечать! — и замахнулась на него в притворном гневе. Он перехватил ее руку в воздухе — опустил вниз, но не отпустил, потом взглянул как-то странно, словно не вполне понимая, что именно держит в ладонях:

— Эрле?..

— Ну точно, совсем рассудок потерял! — пожаловалась она вслух неизвестно кому.

— Эрле… — это вышло у Марка уже уверенней, он наконец перевел взгляд на ее ноги — и ужаснулся почти нормальным голосом:

— Ты что! Совсем мокрые! В могилу меня свести хочешь, да? — и скомандовал, не дожидаясь, пока она ответит: — А ну быстро домой! Вымыть! Растереть! Ну совершенно нельзя одну оставлять! — горестно вздохнул он напоследок. Эрле счастливо рассмеялась и прижалась к теплому боку мужа, мимолетно коснувшись губами его щеки.

— Ты сейчас куда? — шепнула она ему на ухо.

Он чуть-чуть отстранил ее, посмотрел немного недоуменно:

— Завтракать. Потом работать. А что?

Она улыбнулась тонко и радостно от внезапно пришедшей в голову мысли, выпалила, лукаво прищурившись:

— Раз уж я все равно встала — можно, я с тобой чуть-чуть посижу? Ну, хотя бы за завтраком?

— И не только посидишь, — отозвался он живо и, спохватившись, повел жену в дом, — но и позавтракаешь, как миленькая! — потом удивился: — А чего это ты вдруг спрашиваешь?

— Отвыкла, наверное, — смиренно объяснила она, шмыгнув для убедительности носом.

Они не расстались и после завтрака — он взял с нее клятвенное обещание, что она не будет мешать ему работать, и пустил в свой кабинет. Эрле прихватила кресло в одной из верхних комнат, поволокла его за собой — Марк появился на пороге кабинета, посмотрел сердито, отобрал кресло и понес его сам, строго велев ей никогда так больше не делать. Эрле покладисто согласилась и умчалась в свой кабинет за вышивкой. В секретере ее почему-то не оказалось, она уже начала подозревать, что нечаянно убрала ее на место, в рабочую корзинку с нитками — как вдруг увидела на полу белый лоскут. Нахмурившись, подняла его — это оказалась пропавшая вышивка, повертела в руках, зачем-то поднесла к лицу… Ткань пахла Марком. Улыбнувшись, она взяла ее с собой и поспешила обратно к мужу.

… - Знаешь, — проговорил Марк, отрываясь от листа, на котором что-то сосредоточенно выписывал, — а я ведь теперь домой надолго…

— Да? — отозвалась Эрле. Она забралась в кресло с ногами, оставив на полу домашние туфли — точную копию испорченных — и сейчас занималась тем, что вдевала в иглу тонкую коричневую шелковистую нить. — Тем лучше: нас как раз Агнесса с Карлом в гости позвали, а раз уж я болею, то хотя бы ты к ним сходи — неудобно же…

— Вот как? — перо Марка замерло в воздухе, так и не коснувшись пергамента. — Они нас звали? А я и не знал…

— Еще бы! — откликнулась она живо. — Это же в твое отсутствие было!..

— А-а, — протянул он успокоенно и снова уткнулся в бумаги.

…Из гостей он вернулся с пухлой рукописью: Карл наконец закончил свой роман. Эрле прочитала его за одну ночь. Сначала ей было откровенно скучно: длинные письма, неживые герои, вымученные диалоги, избитые сюжетные ходы, выспренный язык. Ближе к концу стало легче — в авторе как будто проснулось воображение, пара писем получилась даже очень ничего. А конец опять подкачал: серый, неинтересный, до дрожи в зубах предсказуемый. Марк сказал, что через пару дней Агнесса и Карл нанесут им ответный визит — Эрле не возразила, но в то утро, когда должны были прийти гости, сказалась больной и с постели не встала. Муж посмотрел на нее, открыл рот, чтобы что-то спросить, по дороге передумал и замолчал.

К гостям Эрле так и не вышла.

В тот день Марк с утра куда-то уходил, вернулся только к обеду. За едой был необычно молчалив и, похоже, не очень-то замечал, что именно кладет в рот. Наконец Эрле не выдержала, отложила цыплячью ножку на край тарелки — дно ее украшали их с Марком вензеля — и произнесла выразительно, глядя на мужа в упор:

— Филипп сегодня превзошел самого себя.

— Да-да, конечно, — рассеянно отозвался Марк, потянулся за салфеткой и тщательно промокнул ею губы. Уставился невидяще на серебряный нож, положил его на тарелку, параллельно лежащей справа от нее ложке — подумал и развернул поперек, а сверху еще водрузил вторую салфетку, сложенную «домиком». Затем спохватился, разобрал всю конструкцию и наконец поднял голову:

— А знаешь, я сегодня Себастьяна в городе видел…

— Да, — отвечала Эрле равнодушно. — Я знала, что он вернулся…

— Он мне какой-то сверток отдал. — Марк взял ложку, повертел ее в пальцах. В глаза Эрле он при этом не смотрел. — Сказал — для тебя.

— Хорошо. После обеда посмотрим.

Муж наконец-то отважился встретиться с ней взглядом. Она улыбнулась ему ободряюще.