Анастасия Вихарева - Кому в раю жить хорошо...

— Где силы-то столько взять? — Манька тяжело вздохнула. — Бомжа, чудовище, тварь… Я так бы разве распорядилась землей, будь у меня хоть капля власти?

— А кто тебе мешает взять ее в свои руки? Я сказал: все пойдут в рабство, и будут давиться плотью друг друга, и прямо, и вдоль, и поперек. Пустыня в уме человека, и нет знаний, как должен жить человек. Золота много у людей, но ни одной крупицы, чтобы купить себе жизнь вечную. Грустно, что ты не умнее брата своего. Закон знать мало, надо уметь поставить его, как щит. Я Бездне противостою Законом, а человек борется с человеком. Кому ты говоришь: была бы у меня власть? Ты не меньше брата своего, и пока жив человек, сотни дорог найдет, чтобы испытать себя. Пойди, возьми власть, и распорядись землей.

Человек привык искать Благодетеля вне себя. И что удивляться, что вампиры взобрались на святое правление и не валяются у его ног? Глаза у вампира всегда добренькие, голосок соловьем заливается, все мысли человека ему ведомы. Простенько: объяснил человеку на электромагнитной волне — и вот уже человек плюет в самого Дьявола, скрипит зубами. А то не умещается в голове, что голод, нищета, болезни не уходят с земли с появлением Спасителей, и нет места ему ни на земле, ни на небе. Все дела оборачиваются против него, хоть вагоны разгружай, хоть мужественно космос осваивай. Где — мысли о высоком? Где — одними делами только судим?

— Ты обвиняешь меня, а того не понимаешь, что проклятие у меня с рождения. Было бы по-другому, я бы, может, насторожилась, когда внезапно наступила перемена, — угрюмо высказала Манька свою обиду. — Никто меня не учил, как ту же Благодетельницу. И за что меня после этого в костер?

— Зверь может научить своего звереныша только тому, чему научился сам. Сама знаешь, если родитель чей-то ум по рассуждению принял, он обычно его ребеночку передает. И если человек не уважает Дьявола, который Жив, проклят человек из рода в род. Я ведь не могу, как вампир, к своему объяснению приколоть блаженство или боль. Мой голос чист, как слеза Сада-Утопии, я не довлею над человеком, и если поднимаю против него тварь, то только из его земли, которая приходит на мой голос. Празднуют вампиры победу, но что мне от этого? Разве ты жалеешь о кишечной палочке, которая плодится и умирает в твоем кишечнике? Не я, человек разменивает свою землю на воловью упряжь. Ты, со своей стороны, конечно, думаешь, что надо тебя пожалеть, а я думаю, как родителям твоим вменить в вину, что их потомство гноит вампир. Извини, дорогая, но я смотрю на эту ситуацию несколько иначе.

— Я не разменивала, у меня украли, — отрезала Манька.

— Может быть. Но какое мне дело?! — равнодушно пожал плечами Дьявол. — Разве жалко было тебя матери твоей? Разве был у нее ум, когда проливала она слезы о сапогах, которые пинали тебя в ее животе? Дрыхло ее сознание или сдохло давно, когда объявила себя мученицей и мучила свое дитя? А ты?! Каким достоянием могла бы мне стать, убитая в чреве матери? Жалость — это поножовщина — и ты оплакиваешь себя. У меня нет жалости. Совсем нет. Богом вампиры идут по твоей земле, те самые, которые убили тебя и сказали: вот ты, а вот мы, и мы больше, чем ты! И ты призналась: да, они Боги, они могут меня побить, а я нет. И воля твоя ушла в Небытие. Где не справедливость? Чем обеднею я, избавившись от тебя? Я, Маня, Бог Земли, а ваши сознания — ненужная мне материя. Красная глина. Мертвая, пока из нее горшок не слепишь и умным содержанием не наполнишь.

— Получается, что я отброс, мать моя — отброс, вампиры — отбросы, а кто тогда может собирать чемодан в землю обетованную? Признайся сразу, что ее у тебя нет, — язвительно заметила Манька. — Ты про Утопию-Сад Борзеевичу рассказывай, а мне про Бездну — это мое!

— Было, приходили ко мне люди. До Спасителей. Их было много, целые народы. И каждый знал, Господь не умеет прощать за землю. Берегли себя, учили детей, помнили, что каждый день жива душа, и каждый день приходят и уходят люди в землю, чтобы утолить голод. Руки их не знали крови. И приносили в жертву всякую мерзость перед лицом моим, и начатки каждого первенца отдавали мне. И был я богат, и богато жили люди, и не было у них врага, и каждый находил себе такое место, где было его сердце и душа. И не болели. Тогда и врачей-то не было. Человеку стыдно болеть, у него же свое пространство. Не было в них нужды. Вампиры льют в землю человека боль, поражая внутренность язвами и железом.

— Это как? В смысле, начатки, это что?

— Ну, вот есть у тебя избы, твои они, но кто надоумил тебя? И ты знаешь: я привел, я дал. А если дал, то я уже не нищий Бог, и ты не нищая. Или земля. Ты можешь сказать: «я достала ее у Бабы Яги!» — и тогда меня как бы нет, а можешь положить мне десятину, и тогда я Бог, который открыл тебе землю. И когда придет ночной гость с ужасом на лице и положит перед тобой горсть пепла, и станет ждать Утренний Свет, можешь подать ему, чтобы знал, что Бог не оставил его. И будет моим народом, когда увидит Свет. Раньше люди отдавали десятину самому бедному. Каждый боялся, что ближний его имеет нужду. Ради себя, потому что если человек помог ближнему, не обманывая его, он тоже улучшает свой имидж, мысли души о нем видят люди. Или строит человек дом, приходили и помогали, потому что вдруг ближнему строится дом. Не жадные были, не злые, не праздные. Кормили мой народ, опять же, ради ближнего, потому что знали, будет ему плохо, придет к ним, полечит себя и найдет душа его. А будет самому плохо, тоже придет, и научат, как выйти на волю. Мои ученики не бедные были, но не потому, что имели от народа, я кормил их, подсказывая такие идеи, которые обычному человеку не достать. Но, посвящая себя мне, откуда время взять, чтобы воплотить идею в жизнь? И отдавали их, получая взамен часть доходов. Не больше десятины. А вампир не думает так, он радуется, смог обмануть людей и имеет.

— Богатыми вряд ли откажутся стать, а народом — сомневаюсь! Даже я не твой народ. Ведь не народ?!

Дьявол пожал плечами с некоторой долей сожаления. Манька тяжело вздохнула.

— Проклятые умирают быстро, в молодости, жалкими, как раздавленные прыщи. Мы как тень, поняли, что нас не хотят, и ушли тихо, не прощаясь. Сколько нас… сотые доли процента. Вот ты говоришь, вампиров процентов пять, оборотней процентов двадцать, которые порой даже не знают, что они оборотни. Остальные люди. Более или менее жизнь у них налажена. И все! — Манька развела руками. — Если бы я об этом знала, я бы, может, не сомневалась, когда собиралась уйти.

— Как ты, Манька, мыслишь широко! — Дьявол прищелкнул языком, покачав осуждающе головой. — Каждый день у людей проблемы, большие, противные… Дети — боль, здоровье — боль, родные — боль, люди — боль, благосостояние — боль. Каждое слово несет человеку немыслимое количество эмоций. И маленькие радости, когда вера в лучшее обманывает их. Сегодня боится умереть, завтра — страшно жить. Ты счастливее многих людей. Ты и сама понимаешь, что уже другая.