Валерия Лихницкая - Элантида

Торлус покраснел до кончиков пальцев, толстяк залился веселым смехом и, довольный произведенным его словами эффектом, вышел из комнаты.

Однако не успел он пройти парадную залу с ее множеством гербов, выложенных на стенах, как двери, ведущие в холл, с шумом распахнулись, и в зал буквально ворвалась женщина, вихрем пролетела через половину комнаты и рухнула ему в ноги. Сопровождающие ее стражники бросились вслед за ней, но толстяк поднял руку, жестом веля оставить их наедине, и стражники, низко поклонившись, мгновенно исчезли в дверном проеме.

— Шере, — заговорил толстяк, скрестив руки на груди. — Встань.

Женщина замотала головой, рассыпая по полу роскошные черные волосы. Гонец Каравалорна поморщился, осторожно отступив на шаг, стараясь не задеть грубым сапогом иссиня-черный каскад.

— Шере, — повторил он с нажимом, — Шереила Фрам, встань сейчас же. Немедленно, — и добавил, — я приказываю.

Коротко кивнув, женщина повиновалась. Толстяк неспешно прошел к высокому креслу, стоящему на излишне, как ему показалось, пафосном помосте, поднялся по ступенькам, обтянутым черным бархатом и, устроившись поудобнее, сел.

— Да, Шере, — протянул он, — от тебя, как я понял, очень трудно избавиться. Как же ты меня нашла?

Женщина выпрямилась. Даже сейчас, когда толстяк сидел на возвышении, она все равно смотрела на него сверху вниз. Надо сказать, она всегда так смотрела на всех мужчин — и дело было вовсе не в ее высоком росте, хотя в данном случае так и было, поэтому она склонилась бы снова, если бы не его приказ. А что до всех остальных…

Шере была очень красивой женщиной и, казалось, ничто эту красоту испортить не могло. Ее волосы цвета воронова крыла доходили почти до колен, но сейчас они были спутаны, дорожный костюм такого же черного цвета, практически обтягивающий тонкий стан и крутые бедра — изрядно потрепан, а в нескольких местах и порван, также как и блузка, пошитая из тончайшего белого батиста, и явно не предназначенная для такого жестокого с ней обращения, прилипла к телу, а кое-где и треснула, свисая беспомощными клочками благородной прозрачной ткани. Шнуровка на корсете была развязана, совершенно не сдерживая вздымающуюся грудь своей хозяйки, а сам дорожный плащ, такой же изорванный, как и прочие детали туалета, был брошен у входа в зал, одиноко поблескивая пряжкой из белого металла с огромным синим сапфиром, робко напоминающим о благородном происхождении оборванки. Хотя, впрочем, этот сапфир не был единственным в ее убранстве. Резким движением рванув цепочку, сдавливающую шею, Шере водрузила на грудь точно такой же камень, до того болтавшийся на спине и скрытый под волной спутанных волос. Тут же стало видно, что ее длинные пальцы также были усыпаны перстнями, что с ее нынешним видом практически не вязалось, однако она сама не обращала на это никакого внимания. Ее огромные синие глаза выжидающе смотрели на толстяка, в них не было слез, не было жалости к себе, только — мольба, но — напряженная, с вызовом, без тени слабости.

— Шере, — укоризненно покачал головой толстяк, — на кого ты стала похожа… Ты что, в капкан охотничий попала? Или вырвалась из подвала доблестной Инквизиции?

Она нетерпеливо махнула рукой.

— На меня разбойники напали по дороге… — хрипло бросила она.

— Разбойники? — искренне удивился толстяк. — То есть…

— Мертвые, — тут же пояснила она.

Толстяк кивнул.

— Ну, это другое дело. А я уж хотел спросить, где ты такую армию самоубийц откопала… — хохотнул он. — Даже испугался, не приболела ли ты, что позволила мирным разбойничкам так себя изукрасить… Кстати, где на тебя напали? Туда бы некромантов послать…

— Не надо, — выдохнула Шере, — я их… в крошку.

Толстяк рассмеялся, одобрительно кивнул.

— Да моя ты умница! Обязательно расскажешь мужу, он порадуется…

Шере, мгновенно вскинувшись, снова упала на пол в яростном поклоне.

— Да куда ты, тут же грязно! — подскочил толстяк на своем месте, но потом махнул рукой. — Хотя, тебе уже…

— Мастер, да что ж вы меня мучаете?! — простонала женщина, поднимая на него глаза. — Он жив?!

Толстяк коротко кивнул. Женщина вскочила и, забыв про всякую почтительность, бросилась ему на шею.

— Шере, да что ж ты… задушишь же старика, ведьма, чтоб тебя… — сдавленно пропищал он, однако его радость за нее было очень трудно скрыть под маской сурового ворчания. — Ффух, ну у тебя и хватка, — шутливо запыхтел он, когда первая волна ее восторга, наконец, схлынула, и Шере смиренно заняла место подле его «трона». — Как же вы любовью занимаетесь? Наверное, в первую брачную ночь все кровати в доме переломали.

На белоснежных щеках женщины заиграл румянец, хотя за грязными разводами это было практически незаметно.

— А теперь по существу, — уже серьезно заговорил толстяк. — На будущее — если я тебе чего-то не говорю, то вовсе не из-за того, что я такая скотина, а значит, имею на то очень серьезные причины. Так и сейчас. Если я сказал, что не знаю, где твой муж и что с ним, значит — не знаю. И нечего меня одолевать своими бесконечными вопросами, посещениями, и преследовать меня тоже не надо. Между прочим, я сам узнал о том, что он жив и в безопасности буквально пару часов назад и — заметь — собирался тут же тебе сообщить. Но ты решила, — усмехнулся он, — героически преодолев все препятствия, лишив работы некромантов, нагрянуть ко мне сама, выловив меня в замке этого негодяя Нилфора. Еще, наверное, и стражу всю распугала по дороге, — женщина покраснела, как школьница. — Да, кстати, а как ты меня нашла? Кто тебе сказал, что я здесь?

Она неопределенно пожала плечами, потупив глаза.

— Никто, мастер… Я следовала за вами по пятам…

Он всплеснул руками и расхохотался.

— Да уж, денек у меня сегодня… Как же я тебя не заметил?

— Так я же не враг… я же — ваша ученица, мастер…

Он вздохнул.

— Да, повезло мне с ученицей, нечего сказать… Ладно, хватит там бормотать, Шере, это не твоя манера. Давай, приводи себя в порядок, у меня к тебе разговор есть серьезный.

Она с готовностью вскочила на ноги.

— Ну вот, видите, как здорово, что я здесь очутилась! — просияла она. — А то бы вы меня сейчас искали…

— Да здорово, кто же спорит… Только сейчас сделай так, чтобы я тебя потерял, желательно в бане или еще где. Как помоешься, переоденешься, если надо, можешь даже отдохнуть с дороги, но потом — дуй ко мне. Я никуда без тебя не уеду, буду пока здесь, по замку шарахаться, стражников пугать, чтоб им жизнь малиной не казалась. Приказ понятен?

Она энергично закивала и, подхватив брошенный в дверях плащ, убежала выполнять волю своего господина. Толстяк только покачал головой.

— Как дети, честное слово, — по-доброму усмехнулся он, глядя вслед той, которая еще несколько минут назад была разъяренной отчаявшейся фурией.