Сюзанна Кларк - Дамы из Грейс-Адье и другие истории

Однако бедняжка не хотела меня слушать, снова и снова звала мать и умоляла забрать ее домой.

Я долго боролся за ее жизнь, но к чему, в конечном счете, привели мои усилия? Одно человеческое существо вступило в этот мир, другое его покинуло. Гордиться особенно нечем.

Я начал читать благодарственную молитву, но не успел произнести и дюжины слов, как услыхал визг. Приоткрыв один глаз, я увидел, что служанка, схватив ребенка, выскочила из комнаты с проворством, удивительным для ее старых ног.

Дочитав молитву, я вздохнул и отправился на поиски мужа несчастной. Обнаружил я его в библиотеке. Со свойственным представителям сильного пола равнодушием джентльмен уткнулся, носом в книгу. Было где-то между семью и восемью.

Я считал, что как священнослужитель обязан произнести несколько слов утешения и похвалы умершей, однако что я мог знать о ней? Ее добродетели остались для меня тайной, о ее красоте я мог поведать и того меньше, ибо видел лишь искаженные болью черты во время родовых и смертных мук. Поэтому я просто рассказал джентльмену о том, что случилось. Закончил же краткой повинной (даже для моих ушей) речью, словно оправдывался в убийстве его жены.

— Оставьте, — промолвил он, — уверен, вы сделали все, что могли.

Меня восхитил его философский подход к жизни, хотя поначалу я слегка удивился. Затем вспомнил, что жена джентльмена говорила с ошибками и употребляла просторечные слова и выражения. Возможно, подобно многим землевладельцам до него, джентльмен, не устояв перед блеском голубых глаз и пышных локонов, заключил неравный брак, в чем затем раскаялся.

— Сын, говорите? — воскликнул он, явно пребывая в превосходном расположении духа. — Отменно! — Джентльмен высунул голову за дверь и крикнул, чтобы ему принесли новорожденного. Спустя мгновение Дандо и старуха с лицом дикобраза были тут как тут. Джентльмен тщательно осмотрел младенца и объявил, что доволен. Он поднял сына и произнес следующую речь: «На лопату ты сажайся!» — тут он весьма ощутимо встряхнул его. Затем: «В печь горячу, отправляйся!» — и еще раз встряхнул младенца. Закончил же такими словами: «И под угли забирайся!» — и встряхнул новорожденного в третий раз.

Признаться, я не ценитель подобного юмора.

Тем временем, старуха притащила откуда-то тряпицу и собиралась завернуть в нее младенца.

— Стойте! Это совершенно недопустимо, сэр! — воскликнул я. — Просто немыслимо! Неужели у вас нет куска ткани почище?

Все трое изумленно уставились на меня. Затем джентльмен улыбнулся и промолвил:

— У вас поразительное зрение, мистер Симонелли! Чем вам не угодила эта белоснежная льняная материя лучшей выделки?

— Всем, — раздраженно ответил я. — По мне, так это грязная тряпка, которой я побрезговал бы вытереть собственные сапоги!

— Да что вы! — казалось, джентльмен слегка удивился. — А Дандо? Какое впечатление вы составили о нем? Разве вы не заметили рубиновых пряжек на его туфлях? Нет? А камзола из желтого бархата и сверкающего меча?

Я отрицательно замотал головой. (На самом деле Дандо был одет в том же вычурном старомодном стиле, что и его господин, и от пяток до макушки производил впечатление оборванного и развязного негодяя, каковым, без сомнения, и являлся. Он носил грубые сапоги до бедра, пучок изорванных грязных кружев на шее и видавшую виды треуголку).

Пару мгновений джентльмен задумчиво меня рассматривал.

— Мистер Симонелли, — промолвил он наконец, — у вас удивительное лицо! Эти блестящие глаза и темные густые ресницы! Этот благородный изгиб бровей! Каждая черта вопиет об удивительном сходстве с моим родом! Будьте любезны, подойдите к зеркалу и станьте рядом со мною.

Я сделал, как он просил. Если забыть о цвете лица (его — коричневое, словно буковая мачта, мое — белое, как глянцевая бумага), сходство между нами поражало! Все, что раздражало и пугало меня в собственном лице, повторялось в лице джентльмена: те же удлиненные брови, напоминавшие мазки краски, взлетали вверх изящным завитком, те же полуопущенные веки придавали лицу выражение вялого высокомерия, та же крошечная темная родинка разместилась прямо под правым глазом.

— Кажется, я понял! — вскричал джентльмен. — Как звали вашего отца?

— Симонелли, — отвечал я с улыбкой, — вне всяких сомнений.

— Где вы родились?

Я помедлил.

— В Генуе.

— А как звали вашу мать?

— Френсис Симон.

— Откуда родом она?

— Из Йорка.

Джентльмен достал из стола обрывок бумаги и принялся покрывать его записями.

— Симон и Симонелли, — промолвил он, — разве не удивительно? — Он словно ждал, что на него снизойдет озарение, которое раскроет тайну моей родословной, но, увы. Джентльмен был явно разочарован. — Впрочем, не важно. Какова бы ни была связь между нами, мистер Симонелли, рано или поздно я ее раскрою. Вы оказали мне большую услугу, и я намеревался щедро отблагодарить вас, но платить родственнику? Члены одного клана должны выручать друг друга по закону родства. — Он улыбнулся своей ленивой и проницательной улыбкой. — Именно поэтому я берусь разгадать тайну вашего рождения.

Так вот чем был вызван живой интерес джентльмена к моей внешности и моему роду-племени — он просто хотел на мне сэкономить! Как легко ему удалось обвести меня вокруг пальца! Я сухо сообщил джентльмену, что назначен новым приходским священником и надеюсь увидеть его на воскресной проповеди.

Однако джентльмен лишь улыбнулся и промолвил:

— Здесь не ваш приход. Согласно древнему договору, я владею этим домом — усадьбой Всех Надежд, но вот уже много лет дом и деревня разделены и, как видите, находятся друг от друга на приличном расстоянии.

Я не мог взять в толк, о чем он толкует. Поэтому развернулся и вместе с Дандо, который должен был проводить меня до деревни, направился к выходу. Однако у дверей библиотеки я оглянулся и заметил:

— А ведь вы, сэр, так и не назвали мне своего имени.

— Меня зовут Джон Каблук, — с улыбкой отвечал он.

Готов поклясться, что как только за мною захлопнулась дверь, я услышал, как лопату задвинули в печь и принялись ворошить угли.

Обратный путь оказался гораздо менее приятным. Луну закрывали облака, дождь лил немилосердно. Дандо летел вперед с тем же безрассудством, что и его хозяин, и каждую секунду я ждал, что мы свернем себе шеи. Вот показались огни деревни. Я спешился с вороного и обернулся к Дандо, но в то же мгновение, как слуга подхватил поводья моей лошади, его и след простыл. Я шагнул вперед и тут же споткнулся о свой дорожный сундук и связку книг. Полагаю, что до сего времени они оставались на попечении Дандо, ибо я о них и думать забыл.

В двух шагах от меня располагались несколько убогих фермерских домов. Чуть правее на некотором расстоянии в темноте сияли полдюжины окон. Их размер и симметричное расположение навели меня на мысли о теплой комнате, сытном ужине и удобных диванах. По крайней мере, здесь должны обитать не простые селяне, а люди образованные и с достатком.