Мария Семёнова - Ошибка 2012. Джокер

У неё было очень подходящее имя. Кого-то зовут Рози, кого-то Руби, а вот её — Мамба, как змею в джунглях. Мамба Блэк. Только фамилия как-то са­ма собой переползла вперёд, и получилось — Чёр­ная Мамба Если вдуматься, очень закономерно.

Чёрная Мамба была рачительной и умелой хо­зяйкой. Арендаторы и поставщики не могли на неё надышаться, заведение процветало, клиенты, отобе­дав, заказывали столики на следующий уик-энд, а разные там комиссии и проверки, единожды сунув­шись, исчезали неизвестно куда

1 Злые духи.

* Обеама — в гаитянской традиции вуду — ведьма. Обеа, обеах — эгимо.имия этого слова ля конца не выяснена. Переводится как «быть способным», «пиная духовная сила», иногда как «змея».

Другая на её месте выправила бы себе какие У1едует зубы, завела манто из русских соболей 1 молодого любовника (и плевать на то, что Мам- Jy за её внешность называли ещё Чёрной Коровой) ца уехала куда-нибудь на Багамы, но только не Мамба.

Что ей делать там, на Багамах? Кверху пузом »аляться? Прожигать жизнь?..

Не-ет, она предпочитала каждодневно изводить >фициантов, третировать мэтра и докучать поварам. Здесь ей было удобно.

Могучая и беспощадная Мамба не гналась за шешней роскошью и успехом. Она вообще редко юкидала этот дом, похожий на обросший илом ГГитаник», потому что здесь была её крепость. Срепость, чьи стены за долгие годы напитались то­мами колдовской силы и отзывались Мамбе, как :крипка.

Особенно это относилось к её кабинету, в кото- х>м хозяйка сегодня как заперлась с самого утра, гак и не показывалась наружу. Персонал на цыпоч­ках пробегал мимо закрытой двери, безотчётно ста- эаясь миновать её как можно скорей, но внутри ка- 5инета на самом деле ничего уж такого особенного яс происходило. Там никого не скармливали змеям и не сжигали живьём. Чёрная Мамба просто давала последний инструктаж, рукой мастера наносила за­ключительный штрих.

Сегодня она отправляла в дальнюю дорогу ко­зырного Мгави. А с ним — шваль, мелкую размен­ную карту: Узкоглазого и Белую Козу. Белый Кар­та к, которому нынче нравилось называть себя Па- нафидиным, уже прибыл на место, сообщил, что внедрился и прогнозирует успех. «Пусть, пусть про­гнозирует, — усмехалась про себя Мамба. — Лично­го времени на перспективу ему не много оста­лось...»

Она осушила стакан и строго посмотрела на азиата, вытиравшего со лба пот.

— Ну что, прочёл? Запомнил?

Тот заблаговременно входил в образ чукчи. То есть парился в меховой кухлянке, натянув на голову капюшон. На туго затянутом ремне висели нож, ки­сет и колотушка для снега. Он очень гордился своей придумкой. Русские ищут человека азиатской внеш­ности? Бог в помощь! Пусть попробуют узнать тер­рориста Мирзоева в этом персонаже анекдотов про чукчу...

Впрочем, попытки «войти в образ» покамест не продвигались дальше идиотского костюма и неуме­ренного употребления слова «однако». Мамбу это бесило, но волю чувствам она не давала, потому что мысленно давно уже махнула на Узкоглазого рукой.

— Читай дальше, дурак. — Она раздула ноздри, фыркнула по-звериному и повернулась к Мгави. — А ты, котёнок гиены[9], не вздумай блевануть мне на ковёр! А ну, марш в сортир!

Ее главный козырь из последних сил сдерживал рвотные спазмы. Таково было побочное действие де- донскою средства, принятого утром. Средство рабо­тало хоть и верно, но медленно и вдобавок негладко. Кожа Мгави меняла цвет неравномерно, лицо по­шло такими пятнами, что жутко было смотреть. Ну как есть котёнок гиены, к тому же ещё и больной. Мгави отчаянно мутило, до кругов перед глазами и зубовного скрипа...

Терпи, Чёрный Буйвол, — усмехнулась Мам­ба и посмотрела на стену, где над алтарём располо­жилась целая галерея портретов. — Не правда ли, господа?

Господа ей не ответили, по крайней мере вслух. Отец Костей' курил свою сигару, Мартин Лютер Кинг думал думу об эмансипации негров всех стран, а надежда и опора заирской нации генерал Мобу- ту Сесе Секо[10], видимо, просто предавался прият­ному пищеварению. Ну что ж, молчание — знак со­гласия. „

— Теперь ты! — Мамба ожгла взглядом Облег- чёнку, рассеянно листавшую Библию. — Хватит, всё равно ничего не поймёшь, я тебе на словах всё рас­толкую. Если только у тебя ещё не все мозги от­сохли...

Взгляд и голос обеамы дышал беспредельным презрением. Вот ведь Белая Коза. Ни прибавить, ни убавить. Дивный образец своей расы. Без нравствен - ность, отсутствие манер, непроходимая глупость... а внешность! Словно про неё были эти стихи, напи­санные талантливой чёрной рукой:

Лицо ещё словно посыпанное белой золой — Позеленевшее, как у трупа, Страшное, будто маска Колдуна, танцующего в полночь; Губы — точно их в кровь разбили; Волосы - прямые, как прутья; Кожа в опалинах, как у лисицы. Которой факел под хвост воткнули, Чтобы из норы её выгнать

— Иду, уважаемая старшая партнёрша, иду.- Облегчённа осторожно положила на стол Библию встала с кресла и приблизилась к Мамбе, мерившей её взглядом. — Слушаю вас.

Одета она была в этаком развратно-сексуально- академическом стиле. Вроде бы строгий деловой костюм, но — с микроскопической юбкой. Вроде бы галстук — и тут же просвечивающая блузка, не скрывающая отсутствия нижнего белья. Вроде бы собранные в скромный пучок волосы, неброские очки — и пряные французские духи, способные да­же мертвеца заставить выскочить из гроба.

— И повторяю, — приказала ей Мамба. Сощури­лась и властно повела рукой. - И запоминаю! — Го­лос её зазвенел силой, обрёл полёт и превратился в песню: — Я люблю Иисуса! Я люблю Иисуса! Все струны моей души поют i-имн Иисусу!

— Да, да, все струны моей души, — слегка раска­чиваясь, сипло повторила Облегчёнка Со стороны она была похожа на послушную заводную куклу. — Иисуса я люблю, Иисуса я люблю! Гимн поют все струны моей души...

— Танцует от радости мое сердце. — Бёдра Мам- бы мощно задвигались, обещая далеко не молитвен­ный экстаз. — Славься, Сын Божий, славься! Алли­луйя! Аллилуйя! Аллилуйя! Славься на все четыре стороны света...

— Аллилуйя. — Облегчённа тоже пустилась в пляс, бёдра ее выделывали явно не танцевальные движения. — Слава Твоя над трясинами и болотны­ми топями... Аллилуйя! Аллилуйя! Аллилуйя!

— Ну вот и ладно, — совсем другим тоном про­изнесла Мамба, и её рука отдала новый приказ. — Закрой рот, сконцентрируйся и продолжай в том же духе. Давай, давай, давай, шевели ногами. Нот так, •вот так, вот гак... — Посмотрела на самозабвенную

пантомиму Облегчёнки, удовлетворённо хмыкнула и снова обратила своё грозное внимание на азиа­та—А ты, бездарь, может, тоже в пляс хочешь? Брюхо порастрясти?..

В это время в кабинет вернулся страдалец Мга- ви. Вернее, ввалился, цвет его лица вызывав мысли о зелено-буром камуфляже. Дедовское средство бы­ло снадобьем не для слабаков.