Мария Семёнова - Ошибка 2012. Джокер

Вскочил, как на резинках, сунул в рот трубку, подхватил кейс и ноутбук и этак с ухмылкой заша­гал к выходу... Только затихли его шаги, как в дверь деликатно постучали.

— Разрешите?

Это был полковник Зеленцов, в руках он держа! поднос.

Разрешаю, — засмеялась Варенцова, скрашивая неловкость.

А сама подумала, что хорошее, впрочем, как и плохое, всегда идет косяком. Вчера вроде бы полег­чало Краеву, сегодня вот подфартило ей. Может, си­няя эта, птица удачи, - вовсе и не такая уж перна­тая дрянь?

А впрочем, подальше от начальства, поближе к кухне... Эту мудрость тоже никто пока ещё не от­менял...

Мирзоев. Мастер гаданий

Здесь царила гармония. В просторном дворике, отгороженном стеной с разбитой поверху клумбой, был устроен «естественный» сад1, олицетворяющий единство стихий. Как водится, с могучими соснами, чьи корни вгрызались в песчаную почву, с бурля­щими потоками, с благоуханием цветов, горбатыми мостиками и каменными горками. Извечного здесь

» В китайской традиционной культуре главным достоинством гада считается его естественность, близость к прообразу первозданного Ха­оса, истока всякого творчества.

хватало — и дерева, и огня, и земли, и металла. Гар­мония Великого Предела была полной, где инь, где ян — одна целесообразность[19]. А ещё мир, спокойст­вие, задумчивость и благодать...

Впрочем, на площадке у маленького водопада можно было наблюдать, какой ценой достигалась гармония. Здесь пахло потом и кровью, звенела сталь и слышались удары по дереву и по живой плоти. Не менее десятка крепких мускулистых лю­дей бились на шестах, упражнялись с мечами, отта­чивали рукопашные приёмы. Причём в полный кон­такт — порез не порез, синяк не синяк, ушиб не ушиб...

Руководил процессом гибкий седой человек в си­ней дабе1. При взгляде на него сами собой вспоми­нались слова Конфуция: «Помыслы благородного мужа — как голубизна небес и блеск солнца: не за­метить их невозможно. Таланты благородного му­жа — как яшма в скале и жемчужина в морской пучине: разглядеть их не просто».

Насчёт яшмы и жемчуга судить не берёмся, но таланты седого были налицо. Сосредоточение ду­ха позволяло ему летать три вещи сразу: руково­ди ь тренировкой, наслаждаться гармонией и забав­ляться с очковой коброй. Рука человека провоци­ровала рептилию на атаку, но в решающий момент перед носом кобры неизменно возникал веер. Рас­крытый. Деревянный... Змея, впрочем, тоже сообра­жала, что к чему, и зубы берегла — вполсилы ты­калась носом[20], в поблёскивающих близоруких гла­зах' читалось единственное желание — ах, чтоб ты зазевался!..

Однако какое там. Седой был настоящим лао- шифу и просто не мог оплошать. Да ещё перед ли­цом своих любимых шисюнов3.

Наконец кобра выдохлась и стала неинтересна. Наставник воинов резко ударил в гонг, стоявший на маленьком столике, и в воздухе повис трепещущий звон.

Из дому тотчас выбежал скуластый мальчишка, и седой указал ему на кобру.

Юнец стремглав исчез, чтобы через минуту вер­нуться с приятелем. Недоросли принесли тазик с во­дой, кое-что из посуды и здоровенную банку со зме­иным вином — рисовой водкой, в которой плавали рептилии. Мальчуганы сноровисто вымыли кобру в тазу, растянули её и особым ножичком взрезали брюхо, да так ловко, что сердце, выскочившее на та­релочку, ещё продолжало биться. Затем рептилия была обезглавлена, кровь — выпущена в стакан и смешана со змеиным вином. В строгой пропорции, благотворной для пшценарения и здоровья. Послед­ним в эликсир было опущено сердце.

Лао-шифу благосклонно взял поднесённый нали­ток, пригубил, со вкусом разжевал...

Дивное снадобье несло в себе единство трех сил, инь и ян, весь квартет стихий и массу питательных сутей. Именно то, что требуется посвященному—

...И тут прибежал третий мальчуган с важным донесением. Устным, в двух словах, шёпотом на ухо.

Пришлось благородному мужу прервать наслаж­дение ради безотлагательных дел и, оставив трени­ровочную площадку, направиться в дом.

В доме, как и в саду, царило триединство сил. Ширмы, шкафчики и спинки стульев покрывали росписи и инкрустации, на столах, в особых поддо­нах, росли карликовые деревья, вдоль стен, облаго­роженных панелями, стояли вазы и горшки с цвета­ми. Решётчатые, затянутые бумагой окна мягко фильтровали солнечные лучи, упорядочивали их в невиданные узоры и окрашивали в тёплые изыскан­ные тона. Казалось, из окон изливалось топлёное молоко, приправленное мёдом.

В доме лао-шифу ждал гость.

Потный, в какой-то накидке из звериных шкур. Он сидел на полу, с наслаждением скрёб под мыш­кой и что-то рассказывал по-русски Шоусиню1, гли­няному, пузатому и улыбающемуся.

— Ну здравствуй, — вежливо рассмеялся седой, подошёл и, не чванясь, крепко обнялся с гостем. - Здравствуй, драгоценный племянник С возвраще­нием тебя. Сразу скажу, что твоя информация пол­ностью подтвердилась — «блондинчик» у нас под колпаком. Наши лучшие региональные братья креп­ко сели ему на хвост и скоро выпотрошат без остат­ка. Отличная работа!

Говоря так, он сощурился, притопнул ногой и с такой силой уларил кулаком о ладонь, что в хрус­тальном аквариуме заволновались золотые рыбки.

— Нелегко тебе, видать, пришлось в России, пле­мянник... — критически осмотрев гостя, продолжал грозный лао-шифу. Достал из шкафчика бутыль, вместительные чашки и принялся разливать паху­чую сине-зелёную жидкость. — Выпей вина тётушки Кхе, оно поможет тебе вернуться к гармонии...

Строго говоря, его племянник, в котором npomf дательный читатель наверняка узнал «чукчу» Мир зоева, в России не перетрудился. Без всяких при­ключений добрался до места встречи, немного про­путешествовал вместе с Мгави (убедительно белым и русоволосым), а затем сделал «кидняк». Глухой ночью сошёл на станции Большие Попадали, при­хватив у попутчика портмоне, да и был таков.

Посмотрим теперь, далеко ли продвинется Чёр­ный Буйвол без денег и документов!

А дальше всё было делом техники. Граница, ок­но, доверенные братья... и вот наконец — лом люби­мого дяди. Ну, может быть, не слишком любимого, но зато очень, очень, очень уважаемого...

Мирзоев откинул с головы капюшон и заулыбал­ся. Но телу растекалось живительное тепло, заме­шанное на змеиной премудрости.

— Ну вот и хорошо. — Седой убрал бутылку в шкаф и сделался очень серьёзен. — Веселиться, дра­гоценный племянник, будем после. А сейчас нас ждут великие дела. Да, да, я не оговорился. — Тут он посмотрел Мирзоеву в глаза, и взгляд его сде­лался как сабля дао. — Наши братья, чей подвиг останется в веках, взорвали каирский Терминал.

— Что? Каирский Терминал? — изумился Мир- зоев. — Что это вы такое говорите, дядюшка? Так, значит, теперь остался только один?..