Мария Семёнова - Ошибка 2012. Джокер

— Он это, Петечка, он, он, — повторяла она мно­гозначительно ухмылялась и посматривала снизу вверх на рыжеусого. — Он это, он, точно он. Он, он, ворюга!

Чувствовалось, что она с карателем Петечкой на дружеской ноге.

— Сейчас разберёмся, — гневно раздул ноздри тот, задышал н снова познакомил Мгави с «демо­краткой» — А ну, документ покажь!

Говоря так, он грозно распушил усы, страшно на­хмурил брови и не забыл гордо покоситься на ба­бу — мол, ну как я, хорош?

— Да нечего мне показывать, украчи. — Мгави всхлипнул, потёр ладонью ушиб и изобразил все­ленское горе. — Всё, всё унесли, и паспорт, и ИНН, и «Визу», и «Мастер-кард». А также полис, нрава и фотографию жены. Ваше высокоблагородие, госпо­дин отличник милиции, не надо меня больше под дых. Я хороший. И у меня панкреатит-

Конечно, он бы мог отвести им обоим глаза, за­ставить убежать с криками ужаса, вынудить заблу­диться в этом маленьком зале и до угра искать вы­ход. Но не стал. Каждое магическое действие остав­ляет в мире тонких энергий свой след. Такой же внятный и чёткий, как отпечаток пальца или капля крови, полная ДНК. А то, что за ним уже шли, для Мгави не подлежало сомнению. Иных последствий предательство желтобрюхого иметь не могло.

— Полис и нрава? «Визу» и «Мастер-кард»? Хм. — Тонтон-макут опустил резиновый жезл и за­думался. Человек на вокзальной скамейке знал ум­ные слова и был неплохо одет, то есть в целом на вокзального прюходимца не очень тянул. Баба, од­нако, затараторила с новой силой:

— Да он это, Петечка, он! Укр>ал тогда два ящика коньяку, три упаковки «Хольстена» и пять кило­граммов окорочков! — Запнулась на мгновение, ви­димо сообразив, что столько напраслины на одного человека возвести не позволял простой здравый смысл, но тут же поправилась: — И у него ещё со­общник был. Чернявый такой, жилистый, на мор­ду — лицо кавказской национальности! А вдруг они каких террористов кормили?

— Террористов? — Пстечка явно вспомнил о бли­зости Волховской ГЭС и глянул на Мгави уже по- другому. — А ну, пошли! И молись своему Богу!

Ладно, пошли. Через зал, вдоль по платс|юрме и наконец - в белую дверь с надписью «Милиция». Шагнув через порог, Мгави по одну сторону увидел прозрачную Стену с красными буквами: «Дежурная часть», по дру1ук1 — решётчатый куток. Рядом видне­лась ещё дверь с надписью охрой по фанере: «Опер­уполномоченные. Вход запрещён». Народу во всех отсеках было немного, и все спали. И помдеж в крес­ле за пультом, и вихрастый сержант на стуле за сто­лом, и какой-то россиянин, угодивший за решётку, и, кажется, даже гарант Конституции в рамочке на стене. Что делалось за глухой дверью, у оперуполно­моченных, видно не было.

— Налыч, не спи, замёрзнешь, -- разбудил Петеч- ка помдежа. — Вот клиент, принимай.

А сам с завистью покосился на сержанта, расплю­щившего щёку о стол. Эх, и везёт же некоторым...

— А? — Помдеж разлепил один глаз, с ненавис­тью посмотрел на Петечку. — Клиент?

— Клиент, Василий Палыч, да ещё какой,— встряла баба. — Он у меня два места «Аиста» упёр и три упаковки «Хольстена». А подельник у него — чистый террорист...

— А, Людмила Батъковна, ты, — подобрел пом­деж. Подумал ещё немного и открыл второй глаз. — Значит, говоришь, два места «Аиста»? И подельник террорист? Интересно, очень интересно... — Сонный взгляд ощупал Мгави, помдеж постепенно выпря­мился в кресле, и хриплый голос ударил как хлыс­том: — Фамилия! Документы! А ну, живо у меня!

— Стой, стрелять буду! — рявкнул потревожен­ный вихрастый, вскочил и, ничего ещё не понимая, схватился за кобуру.

Бабища же вдруг заторопилась, попятилась, ча­сто закивала головой:

— Ну, я пойду, пойду, не буду мешать. Соскучи­тесь, заходите, дорожка знакомая...

И бочком, бочком убралась из оплота правопо­рядка

— Штемберг, Борис Мокесвич Штемберг, — вспомнил Мгави данные своей легенды. — А доку­ментов нет, увели. В электричке, вместе с бумажни­ком. На перроне хватился... Я уже вот докладывал. — И он, словно старому знакомому, улыбнулся Петеч- ке. Да, товарищ начальник?

— Гусь свинье не товарищ, — рассердился тот. — Понял, урка? Или объяснить?..

— Значит, говорите, Борис Мокеевич? — оцени­вающе посмотрел на Мгави помдеж. — Да ещё Штемберг?.. Хм. Ладно, вот прибудет уполномочен­ный, пусть он с вами и разбирается... — Кондрат Фо­кич, а Кондрат Фокич, — закричал он куда-то в на­правлении двери. — Шлыков не говорил, когда вер­нётся с задания? А то туг для него сюрприз...

Повисла недолгая пауза, затем из недр оплота донеслось:

— Ну ты, Палыч, как маленький. С этих заданий раньше утра не возвращаются. Кому не спится в ночь

глухую...

— Ясно, — хмыкнул иомдсж, завистливо вздох­нул и посмотрел на яростно зевающего сержанта. — Славон, ты рот-то закрой... А потом закрой этого Штемберга. Пусть посидит в тигрятнике до утра.

Вот это в планы Мгави совсем не входило. До утра может многое произойти. Например, кто-ни­будь приберёт к рукам нагубник. Или вообще возь­мёт Мгави тёпленьким, запертым в вонючей тесной клетке. Эй-е, кто же тогда, спрашивается, будет раз­влекать музыкой нагов?

- Вынимай всё из карманов и ложи на стол, — мрачно распорядился вихрастый. Посмотрел, потом ловко обыскал Мгави. — Так, молодец. Теперь марш в клетку. Давай, давай, шевелись...

На Востоке говорят, что шакал, загнанный в угол, становится тигром. А Мгави по своей тотем­ной сути был отнюдь не шакал. Его предки атси возводили свой род к чёрному буйволу1.

Раз — и вихрастый Слава, скрючившись, упал на колени. Страшный проникающий удар повредил ему внутренние органы. Два — и рыжеусый Петечка спланировал головой на пол, лицо его как бы съеха­ло на сторону, из носа хлынула кровь. Три — пом- деж лапнул было кобуру, напрягся, потянулся к «Ма­карову», но стремительный выпад ноги впечатал его в стену... Это было тайное боевое искусство гудаби,

: Тотем ято ис просто представитель фауны, шляющийся симво­лом какого-либо рода, как мы привыкли считать а своём высокомерном незнании. Это зашифрованный визуальный образ и поведенческий ар­хетип, несущий сакральную нагрузку. Отмечены факты особой связи представителей традиционных культур со своим тотемным животным. Вдумаемся: некоторые наши предки получили фамилию Зайцевы, а не­которые стали Волковыми. Интересно почему?

от которого произошла всем известная капоэйра1. Мгави, действительно в эти минуты похожий на бе­шеного быка, фыркнул, топнул, тряхнул головой...

— Что за бардак?.. — высунулся на шум Кондрат Фокич, заспанный, в мундире капитана. Ему пока­залось, что посреди дежурной части стоял Мино­тавр. Вот он повернулся, глянул налитыми кровью глазами... что-то мелькнуло — и Кондрата Фокича накрыла кромешная темнота.