Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – вильдграф

Я поинтересовался:

– Борьба велась только за храм?

Игогондр спросил удивленно:

– А из-за чего еще?

Я пояснил:

– Конфликт имеет обыкновение разрастаться в войну.

Игогондр запнулся, беспомощно посмотрел на вождя. Каменное Копыто печально вздохнул.

– Сперва борьба шла за храм, все верно. Теперь бьемся племя на племя и вдали от храма. Где ни встретим, там и бьемся. Тролли против кентавров! Мы сильнее и благороднее, но этих низких и подлых тварей больше…

– Да-да, – согласился я, – это всегда так. Мы благороднее, но враг многочисленнее. И коварнее. И без всяких достоинств. Потому воевать с ним надо уже потому, что это мы, а там они. Вы абсолютно правы, и я вас поддерживаю руками и ногами, а также всеми фибрами.

Игогондр спросил озадаченно:

– А что это?

– Не знаю, – ответил я гордо, – но все равно поддерживаю даже фибрами. Война – дело чести, дело славы, дело доблести и геройства. Жаль только, что в ней гибнут молодые и красивые герои… потому я лично посоветовал бы напрячь все силы и резко ожесточить сражения, бесчеловечно и безкентаврье переведя их в наиболее жестокую фазу войны дипломатическими средствами.

Каменное Копыто и Чуткие Уши смотрели озадаченно, я чувствовал, какая колоссальная работа идет в их литых черепах, а простодушный Игогондр спросил туповато:

– Это как?

– Всякая дипломатия, – объяснил я, – есть продолжение войны другими средствами. Только более жестокими, бесчеловечными и не приносящими славы, так как в ней нельзя погибнуть красиво и величественно.

Он в отвращении отшатнулся, зато Каменное Копыто заинтересовался, даже привстал и вперил в меня подозрительный взгляд.

– Как вести такую войну?

– Сперва сузить ее до конфликта, – пояснил я. – Как я понял, храм не очень-то и важен вам, однако престиж…

– Храм важен не столько нам, – сказал Каменное Копыто рассудительно, – как нашему шаману. Он умел отгонять любые болезни, а волки и другие звери страшились подходить к нашим жеребятам… Он и на новом месте сделал так, что прямо из-под земли ударили родники! И ни один табун не страдал от жажды.

Чуткие Уши вздохнул.

– Только с засухой ничего не мог сделать.

– С засухой никто не может, – заверил я.

– Точно? – переспросил Чуткие Уши с радостным недоверием. – А то его уже собирались побить.

– Не надо, – твердо сказал я. – Нет на свете таких колдунов, чтобы могли менять климат. Погоду – да, это каждый дурак может, но не климат. Да, если ваш колдун не хочет отдавать храм троллям… наверное, там в стенах нехилый запас магии. Мне нужно поговорить с шаманом.

Я задумался, они смотрели на меня с ожиданием, словно я вот прямо щас решу все их проблемы, все-таки царь природы и венец творения – это я, наконец Каменное Копыто проговорил с сомнением:

– И как ты думаешь решить так, чтобы храм остался за нами? Тролли ни за что не отдадут!

– Надеюсь, – сказал я, – у земноводных гордости меньше, чем у живородящих.

Крепкое Копыто повернул голову в сторону Игогондра. Тот моментально подтянулся и перестал чесаться.

– Отведи его к шаману.

– Хорошо, отец, – ответил Игогондр быстро. – Все сделаю!

Воздух за пределами шатра почти такой же теплый, а запах множества коней стал еще ощутимее. Кентавры ржали, лягались, то ли всерьез, то ли такие забавы дурацкие, в нашу сторону сразу посыпались грубые шуточки, Игогондр покрикивал, то и дело громко напоминал, что по делу вождя Крепкое Копыто, наконец прошли на другой конец лагеря.

– Вон там живет наш великий шаман, – сказал Игогондр почтительно.

Шатер шамана из черной кожи, душным и жарким воздухом дохнуло еще с двух шагов. Мне стало дурно при одной только мысли, что придется окунуться в ту вонь, и когда Игогондр протянул руку к пологу из тяжелых шкур, я шепнул быстро:

– А нельзя его сюда?

– Кого?

– Шамана вашего.

Он отшатнулся.

– Ты что? Он же шаман!

– Нельзя так нельзя, – сказал я обреченно. – Но на свежем воздухе и ему бы лучше…

– Почему?

– Изжаримся внутри. А у него возраст преклонный, поди?

– Он выходит только по делу, – ответил Игогондр. – Погоди, сейчас спрошу разрешения.

– Жду.

Игогондр приосанился, тряхнул шевелюрой, она красиво легла на плечи, коснулся рукой полога.

– Живородящий Гигак, – провозгласил он громко, словно королевский церемониймейстер, – можно тебя побеспокоить по важному для нас делу?

После длительной паузы из шатра донеслось ржание. Я насторожился, говорят на своем национальном языке, однако Игогондр покосился на меня и ответил очень внятно:

– Это наше превосходство над земноводными!

Из шатра после другой паузы ржануло, Игогондр сказал торопливым шепотом:

– Он разрешает войти!.. Никогда так быстро никому не позволяли…

– Живородящий, – сказал я значаще.

Игогондр откинул передо мной тяжелый полог, я перешагнул порог, качнулся от спертого воздуха, пропитанного конским потом, ароматом скисших настоев трав и мерзкими запахами протухшей рыбы. Внутри полумрак, но жарко, как в бане, вдоль стен в три ряда в кожаных петлях пучки трав и связки кореньев, на широком столе черепа мелких зверьков, змеиные шкуры, шестилапый скелет существа, размером с кошку…

Гора старых шкур, похожих на слипшиеся прошлогодние листья, зашевелилась, поднялась, я с содроганием увидел исхудавший корпус кентавра, старого и седого. Он зябко поправил на плечах плащ, взгляд исподлобья показался мне чересчур неприязненным.

– Старые кости требуют тепла, – буркнул он. – По какому делу?

Он вроде бы даже не заметил, что я человек, а Игогондр – кентавр, даже кентаврище, хотя любой бы вздрогнул или хотя бы вытаращил глаза, а этот настоящий политкорректный демократ, держит себя в руках и придерживает копытами.

Я поклонился и сказал быстро:

– Знаю, вы очень заняты, потому спрошу только: могу я как-то помочь уладить дело со спорным храмом?

Шаман покосился с еще большим недружелюбием.

– А ты можешь?

– Иногда удается, – ответил я скромно. – Я вообще-то переговорщик, умею находить общие точки. Но для начала необходимо ваше согласие прекратить разжигать войну.

– Разжигать?

– Да, – сказал я. – Настоящие поджигатели войны – это всегда идеологи, религиозные деятели, светила культуры… Меньше всего хотят воевать военные – им же класть головы. Словом, я хочу заручиться вашим словом, что если удастся уладить вопрос храма, война прекратится.

Он проворчал:

– Смотря как уладить… Храм должен остаться за мной. Я уже слишком стар, чтобы перенести новое откочевывание…

– Разумно, – сказал я серьезно. – Спасибо! Я пошел.

Я переступил порог, стремясь на относительно свежий воздух, когда он спросил в спину: