Валерий Казаков - Холопы

Допрашиваемый не препирался и отвечал на все вопросы с понурым безразличием. Чувствовалось, что городскому вполне хватило одного Юнькиного полена.

– Нас спешно перебросили сюда из Москвы...

– Откуда? – переспросил его Макута.

– Из Подмосковья, неделю тому назад, и дали задание сверить карты с местностью, определить, все ли дороги на месте, не поменялись ли русла ручьев и рек, где остались старые мосты, а где появились новые. Мы спокойно работали группами по два человека, пока не пришли вы...

– Так мы отсюда никуды и не девались ужо годов с десять, – перебил его Сар-мэн. – Ты это, нам баки-то не забивай, геодезист хренов, чо, окромя дорог, вынюхивали?

– Фиксировали ваши передвижения и сообщали координаты командованию...

– Макута, давай его повесим, все равно кота за хвост тянет, чо с ним чикаться, он – пешка, шестерка поганая! – явно беря на испуг, строил из себя отпетого негодяя Сар-мэн.

– Вишь, мил человек, – погладив усы, вкрадчиво начал атаман, – предлагают тебя головой в ворота сунуть. Ты глянь, глянь, голуба, петелька, она по форме вроде тех ворот, откеле весь народ, токи наоборот. Вот такие шанешки с котятками. Ты поведай нам, а большое ли войско на нас идеть?

– О количестве сказать точно не могу, но мне кажется, дня через два солдат и техники здесь будет хоть отбавляй.

– Да какие там вояки! Слухай ты его больше, атаман, чо, старичье, с деревень согнанное, воевать-то будет? – перебил пленного Сар-мэн. – Давай его вешать, неча зазря время тянуть.

– Вешать так вешать, – безразлично согласился Макута и встал со своего кресла. – Вы тут особливо долго не толчитесь, – обратился он к народу, – сами слыхали, что сила на нас неимоверная переть собирается, так что на чужую смерть поглазейте да идите к своей готовиться. Огней не разводить, самогону не пить, кого ущучу, голову Сар-мэну отдам. Одна надея на горство наше да на Мать-Белуху... – и главарь, слегка прихрамывая, подался прочь.

– Атаман, атаман! – пытаясь вывернуться из цепких рук бандитов, что есть мочи завопил пленник: – Атаман, мне надо сказать вам что-то очень важное!

Макута продолжал не спеша удаляться, на шею извивающегося лазутчика уже накинули петлю и подыскивали подходящий чурбан, который было бы удобнее вышибить из-под его ног.

– Бей, мот, послушаешь придурка, глядишь, чо дельное и сказанет? – наклонясь к уху атамана, негромко предложил Сар-мэн.

– Успею. Чем плотнее петля на глотке, тем правдивее речи выходят, – почти не шевеля губами ответил атаман. – В смерти, как и в любви, поспешать не надобно. Однако ты пошли, на всяк случ а й, толкового рубаку, чтобы веревку вовремя рубануть успел.

Недолгие приготовления к казни закончились. Пленник со связанными руками и ногами был уже водружен на шаткий от неровности каменистой земли толстый чурбан и с петлей на шее старался из всех сил держать равновесие на этой последней в своей жизни тверди. Кто знает, какие мысли и чувства колотились в его мозгу в эти предсмертные минуты. Крик ужаса и мольбы уже не пролезал сквозь обхваченную веревкой глотку, глаза несчастного уставились куда-то вверх, словно он пытался рассмотреть в этой бездонной и равнодушной высоте место своего будущего пристанища.

– Мот, раздеть его, а то опосля тяжко будет с мертвяка одежу сымать, а она, однако, вишь кака справна! – предложил худощавый разбойник с рваным шрамом через все лицо, оценивающе ощупывая комбинезон обреченного.

– Побойси Бога, живодер! – возразил чернобородый бандит, оценивающе пробуя на разрыв свободный конец перекинутой через сук веревки. – Да и Макута сего ох как не любит, ты вона держи крепче бечеву да пособников кликни, а то, неровен час, выпустишь ее, али эфтот тебе тяжельче окажется и все – другим-то разом перевешивать нельзя. Эй, братки, пособите Кособокому веревку удержать!

Охотники нашлись быстро.

– Ну что, раб Божий, готов ты али нет к своей кончине? – заходя сбоку и задирая голову, спросил бородатый. – Ты не бойсь, веревка в самый раз: и не тонка, и не товста, боли и не успеешь познать. Токмо хрусь – и все. Эй, бедолага, – он несильно дернул пленного за штанину, – мот, спиртяжки али курнуть, а?

Ответа не было, сверху на палача безучастно смотрело бледное и уже отрешенное лицо.

– Ну, как знаш! Браты, я как колоду выбью, вы-т веревку на себя малешко потяните, кабы выше болезного поднять, а я посля ужо сам все закреплю. Ну-т! – и он сноровисто саданул ногой по чурбану.

Обреченный, вместо того, чтобы засучить ногами и дернуться в последней конвульсии, свалился на землю, встал на колени и, ничего не соображая, закрутил головой. Рядом, вкладывая в ножны казачью шашку, стоял один из Сар-мэновых телохранителей. Три разбойника, во главе с Кособоким, сидели на земле, крепко вцепившись в обрывок веревки, многочисленные зрители, придя в себя от неожиданности, принялись ржать и материться. Рубака, не обращая ни на кого внимания, пинком поставил на ноги несостоявшегося висельника, разрезал путы и, как бычка, за петлю поволок за собой.

– От паскуда, таку веревку спортил! – зло крикнул ему вслед бородатый. – И как с таким народом работать? Ну, погодь, попадешься ты ко мне!

Бледного лазутчика завели за невысокий утес и поставили на колени перед Макутой.

– Ну, чего ты мне такого поведать хотел, люб человек? – жестом отослав всех, кроме Сар-мэна, вкрадчиво спросил атаман. – Тебя т как, болезного, кличут?

– Кирилл-оглы Мефодий-джан ибн Ван Саид... полковник тайной стражи Его Демавгустейшества... личный порученец сиятельнейшего князя Костоломского... – Чувствовалось, что слова с трудом проталкивались через контуженную трахею, но пленник, превозмогая боль, спешил говорить, боясь очередной смены настроений.

– О-го! Атаман, слышь, кого к нам занесло? Так мы с тобой чуть болярина не вздернули! Да еще из тайной стражи! Чо творится, чо творится... Прям гордость обуревает. Ты гляди, бей, кого нас с тобой вытаптывать посылают! – развеселился Сар-мэн.

– Моя группа, – не обращая внимания на бандита, продолжал пленник, не отрывая своего полного надежды взгляда от лица Макуты, – была отправлена сюда с сверхсекретной миссией. Атаман, я могу говорить в присутствии этого человека? – Он скосил глаза в сторону Сар-мэна.

– Ну ты на него глянь! Вот сука! Я его, можно сказать, из петли вынул, а он! – И подручный главаря со всего маху саданул своим сапожищем бедолаге под дых. Тот захрипел и согнулся пополам.

– Уймись! Дай человеку слово сказать. Ты, болезный, поприседай, поприседай, оно дыхалку-то и восстановит, а на этого сердца не держи, уже больно он на вашего брата осерчал, и все за вашу же лютость. Ох, непостижимы пути твои, Господи! И почто Тебе цветы-то удались лучше, чем люди? Вот уже загадка так загадка. Ты, Кирилл вместе с Мефодием и Саидом, присядь, присядь на землицу. Успокойся. Более тебя никто обижать не станет, да и жисть я тебе сохраню, об ентом не грусти. Ты т, главное, говори все как есть, лжой душу не паскудя, а его, Сар-мэна-то, не боись, мот, еще и побратаетесь, кто знат? – И повернувшись к подручному, распорядился: – Скажи, пущай бедолаге воды али морсику принесут, глотку-то, вишь, слегка помяли. И все, баста треп разводить, делай что говорят. А ты, недобиток, вона садись на камушек, да веревку-то с себя сыми, а то ровно масон какой в позорном галстуке.