Марина Ефиминюк - Правила жестоких игр

– Меня учили не вступать в беседы с нечистью. – Ухмыльнулась я, стаскивая трясущимися, как в лихорадке, руками медальон. В следующее мгновение цепочка мелькнула в воздухе, ловко надетая на Пашку.

Кажется, демон изумился и со всего маху, что я отскочила, ударил в прозрачную стену кулаком. С потолка посыпалась побелка, зашаталась люстра, жалобно затренькав, содрогнулись рюмки и чашки в кухонном шкафу. Фигуру парня охватило желтоватое свечение, становясь все ярче. Черты лица со сломанным носом смягчилось, глаза потухли, и он плашмя рухнул на спину, шарахнувшись об открытую дверь ванной.

В коридоре зашевелился отец, он осторожно тряхнул головой, усаживаясь на полу. Мама застонала и, цепляясь за шкаф, попробовала встать, но пошатнулась, плюхаясь обратно. Я бросилась к ней, перешагнув Пашу, и заботливо спросила:

– Ты как?

Мама недоуменно моргала, как будто не могла признать во мне родную дочь.

– Как будто меня ударил твой поклонник. – Пробормотала она с долей иронии.

– Доченька, – папа принялся неловко вставать, цепляясь за столик на тонких ножках и переворачивая его, сверху посыпались газеты и журналы, – пожалуйё мы не хотим больше видеть Павла в нашем доме.

– Да, я тоже. – Хмыкнула я, помогая маме подняться на ноги. Она держалась за голову, а я морщилась от звука разрывавшегося хрипящего телефона внутри своей. Мобильные всей семьи зашлись воплем на разные лады и песни.

Нащупав в кармане халата аппаратик мама слабо пробормотала, забыв нажать кнопку:

– Але. – И вздрогнула, когда вместо ответа ее оглушило мелодией.

Она уже упала на диван в гостиной, когда сумела трясущимся пальцем попасть в клавишу. Папа в это время хлопал по щекам Пашку, стараясь привести поклонника в чувство. Лиза, скорчив болезненную гримасу, появилась в прихожей и с презрением ткнула ногой тело парня, заработав почти ласковый взгляд отца.

– Лизонька. – Укоризненно поцокал он языком.

– Да, гад он. – Бросила презрительно та и, глянув на расшибленный лоб в зеркало ванной, обиженно застонала.

– Шурочка, это Филипп. – Мама слабой рукой протянула мне аппарат.

– Я в порядке. – Тут же заявила я в трубку.

– Кто? – Спросил он упавшим голосом.

– Пашка, и, похоже, его поломало. – Глядя на приятеля, походившего на тряпичную куклу, доложила я. Папаша как раз пытался прощупать пульс у него на запястье с сиреневым синяком.

– Вызовите ему скорую. Садись в машину и езжай в Гнездо. Одна. И быстрее.

– А если он проснется? – С сомнением покосилась я на приятеля, похожего на покойника.

– Дух растворился пока, но он вернется в другого человека.

С ужасом я охватила единым взглядом помятую семью.

– Он охотиться за тобой…

– Знаешь, Филипп! – Меня заполнила злость. – Иди ты в … Не собираюсь, шарахаться от своих родителей!

В гневе я отключила вызов и швырнула телефон в кресло, аппаратик подпрыгнул на упругой подушке и шлепнулся на пол. Охваченная ужасом и подозрениями, в каждом из присутствующих я видела потенциальную угрозу.

– После такого, я наверняка перестану бояться темноты и фильмов ужасов. – Причитала мамаша, растирая виски. – Ты куда? – Изумилась она, когда я кинулась обуваться.

– В Гнездо? – Быстро спросила Лиза, я только хмуро кивнула. – Я с тобой.

– Нет! – Я отшатнулась. – Не подходи ко мне. Не обижайся, Лиза, просто не подходи. Пока я здесь, он вернется.

Схватив ключи и документы от отцовской машины, провожаемая изумленным молчанием я выскочила в темный подъезд и трясущейся рукой нажала на кнопку лифта. Кажется, он гудел сотню лет, потом, наконец, остановился, любезно предлагая нырнуть внутрь. К первому этажу нервное напряжение и страх достигли своего апогея. Когда я вышла, то неожиданно столкнулась с соседом, силой тянувшим в подъезд маленькую белую болонку, и, съежившись, прилипла к стене. Мужчина шарахнулся от меня, как от чумной, подозревая в помешательстве, и собачка визгливо залаяла.

Только салон автомобиля смог подарить мне обманчивое ощущение относительной безопасности.

Кажется, я нарушила все возможные правила дорожного движения, тщательно вызубренные на курсах вождения, пока объезжала пробки, стараясь поскорее добраться до Гнезда. Обычно приветливые ворота, сами собой раздвигавшиеся для гостей, будто бы замерли, не пуская меня внутрь.

– Открывай! – В настоящей истерике завопила я, ударив по рулю. Автомобиль жалобно взвизгнул и огласил сигналом желто-красные окрестности, залитые живым веселым солнышком и засыпанные опавшими листьями. Створки стали медленно неохотно отъезжать, выказывая выложенный плитками двор.

Въехав, я выскочила наружу, даже не почувствовав крепкого осеннего холодка. В этот момент дверь дома отворилась, и на пороге появился Филипп. Синие глаза стали почти черными, на щеках темнела щетина. Сердце нехорошо екнуло, и я замерла, не в силах отойти от автомобиля.

– Александра? – Скривил он губы и небрежно сунул руки в карманы.

И мне почудилось, что мир перестал существовать. Время остановилось, ведь он сделал шаг, а вслед ему метнулась серая тень.

Мучимый жаждой Заккери, держась за ребра, с трудом спустился на первый этаж в кухню. Неловко пошатываясь от слабости, он ударил мизинец на ноге о сломанный перевернутый стул в столовой и взвыл от боли. Похоже, за ночь демон, упустивший жертву, в злости разгромил все комнаты, оставшиеся еще незапертыми Гнездом. Дом закрыл даже их любимую маленькую гостиную, словно сужал ореол существования семьи. Кафельный пол кухни усеивали черепки от разбитой посуды, тонкие осколки бокалов, острые зубья от тарелок любимого Аидой сервиза. Найдя уцелевший стакан, парень плеснул в него воды из-под крана и сделал жадный глоток, закашлявшись. Тут он заметил, что запертая прежде дверь в задний дворик приоткрыта, и из щели тянет сквозняком.

Осторожно поставив стакан, Зак быстро закрыл кран и осторожно, стараясь не поранить босые ноги, пробрался к выходу и выглянул на улицу. На дорожке, скрестив руки на груди, стояла Снежана и на красивом ярком лице играла странная призрачная ухмылка, словно она разглядывала нечто, сильно радовавшее ее.

– Малышка, та на что смотришь? – Позвал Зак, выходя. Ледяная земля тут же остудила ноги, под тонкую футболку забрался холод, царивший, несмотря на остывшее к осени яркое солнце. Парень поежился, чувствуя, как ноющие мышцы парализовало болью.

Девочка тут же оглянулась, и на лице мгновенно сменилась маска, превратившись в жалобно испуганную, и неприятно резанула неприкрытой лживостью.

– Фил… – Только и прошептала она.

Заккери обомлел, забыв про помятые ребра, отодвинул девочку в сторону, и теперь мог без преград увидеть сводного брата, медленно лениво направлявшегося к застывшей рыжей девушке. Александра, как последняя дура, прилипшая к незнакомой машине, уставилась на парня большими глазами загипнотизированной мышки, и не шевелилась. Только по бледным веснушчатым щекам катились крупные слезы.