Ирина Баздырева - Увидеть Мензоберранзан и умереть

— Дочери, конечно, а если представится она, то его молодой жене. Ты это хотела услышать?

— В общем-то, да. А как поживает сам, барон? Что слышно о нем?

— Отец Фарф говорит, что он хворает, но в его годы это понятно. Я не призываю тебя вмешиваться в дела этой семьи, упаси нас от подобного. Просто мы совершим, единственно верный, в подобном случае, поступок. Я говорю с тобой о подобных вещах потому, что беседуя с отцом Фарфом, поняла его чаяния, которые одобряю и поддерживаю: привезти девицу сюда. Если она, с божьей помощью, выживет, мы всегда сможем укрыть ее в обители до ее совершеннолетия. Конечно если к тому времени, она не пожелает принять сан и стать монахиней.

Ника тихо засмеялась, покачивая головой. Ничего себе!

— Тайный увоз? И это вы называете: не вмешиваться в дела семьи?

Вместо ответа, мать Петра улыбнулась. От сдерживаемого смеха вокруг ее глаз разошлись морщинки. Ай да, матушка настоятельница.

— А знаете, я еще никогда не выкрадывала и не увозила девиц, — призналась ей Ника, подумав, что в молодости мать Петра была невозможной красавицей, блистая при дворе этого принца Ярбуса, сводя рыцарей и кавалеров с ума а, возможно, в один прекрасный день, ее саму похитили… — …теперь ты сама видишь, что я могу послать только тебя. Твой ум развит ученьем и ты достаточно повидала жизнь и людей, чтобы разбираться в их поступках. Но главное, ты не боишься рисковать, независима в суждениях и умеешь сама принимать решения, чего не скажешь о наших сестрах, кротких и пугливых, как овечки. Не ты ли недавно упоминала слова одного мудреца, когда перечила сестре Текле. Я запомнила их: «ибо страх внушаемый богатыми не есть достаточная причина для оказания им почестей». Так?

— Святой Бенедикт, — кивнула Ника, дивясь про себя тем способностям, которые приписала ей мать Петра и которые, она у себя, сроду, не подозревала.

Значит опять предстоит дорога. На этот раз к Северной границе здешних земель, туда куда она и стремилась. Новые места, новые впечатления и больше возможности узнать о Зуффе.

— Сестра Текла отдаст все принадлежащие тебе вещи, да и обитель не отправит тебя в дорогу с пустыми руками. Я, конечно, не уверена, но если там замешана магия — возвращайся обратно.

— И вы примете меня? — спросила Ника, со вспыхнувшей надеждой.

Мать Петра кивнула.

О магии Ника не могла думать без содрогания. Ни она сама, ни обитель еще не пришли в себя после случая с Режиной.

— А что говорит на счет магии отец Фарф? — спросила Ника.

— Ничего. Он молчит.

— Понятно.

Конечно, если в замке Репрок имеет место магия, отец Фарф предпочитает умолчать о ней, зная, как орден святого Асклепия относится к этому, и боясь, что мать настоятельница попросту не отпустит с ним монашку — лекаря. Если же в тех местах магии нет и в помине, то что о ней зря говорить.

— Хотя Северные границы ужасная глушь, все же присылай весточки о себе с проезжими торговцами. Я же буду неустанно молить о тебе Вседержителя и святого Асклепия.

— Вы так добры ко мне, — расчувствовалась Ника. Забота настоятельницы тронула ее до слез. — Я не достойна этого… Совсем… Я даже не уверена, хватит ли у меня знания и умения исцелить эту больную девочку.

— Сестра Терезия как-то обмолвилась о том, что иногда узнает от тебя такие вещи о врачевании, которые дотоле ей были неведомы. И в то же время, утверждает она, ты понятия не имеешь о простейших вещах. Она надеется, что приняв постриг, ты начнешь лечить больных самостоятельно и заменишь ее, как она в свое время заменила, сестру Умбрию. Жаль, что отец Фарф не может сказать нам ничего определенного о больной девице, кроме одного, что она расслаблена и все время пребывает без памяти. Расскажи об этом сестре Терезии и пусть она даст тебе надлежащие наставления и необходимые снадобья. Было бы не худо, если бы сама она переговорила с отцом Фарфом.

Однако, отец Фарф оказался очень неразговорчивым и от него сестра Терезия услышала тоже, что рассказала ей Ника: что дочь барона все время лежит без чувств и не приходит в себя.

— Как живу, не встречала подобной хвори, — раздумывала вслух, озадаченная сестра Трезия. — Правда, от многих знахарок понаслышана, что бывает и так, что человек будто засыпает таким сном, что все его нутро замирает, как это бывает у лягушки зимой, когда даже и сердце ее перестает биться, а кровь течь по венам. Тогда уснувшего принимают за умершего и погребают словно мертвого. А когда бедолага просыпается, то видит себя в гробу, запеленутого в саван.

— Летаргический сон, — кивнула Ника, перебирая сухие травы и откладывая нужные в холщовый мешочек.

— Может эта ужасная болезнь и так называется, — вздохнула сестра Терезия. — Но только, слава Асклепию, бедняжка не подвержена сему недугу.

— Может это быть колдовством?

По своему обыкновению, Терезия, прежде чем ответить, долго молчала, глядя в огонь очага и кутаясь в меховой полог.

— Очень уж похоже на то, — проговорила она, поворошив угли в очаге, — но настоятельнице, докладывать о своих сомнениях, я не стала. Сама знаешь — не любит она говорить о таких вещах. Заикнись я ей о своих подозрениях, она сразу же потребовала от меня подтверждения моих слов. И, что я могла бы сказать ей? Какие доводы привести? Только то, что слыхом не слыхивала о подобной напасти? Так что, тебе самой придется с этим разбираться. Возьми все, что может понадобиться, все что мы наготовили за лето и осень. Трудно мне будет без тебя…

На следующее утро, провожая ее из обители, мать Петра несколько раз настойчиво напоминала, что бы Ника держалась отца Фарфа, который своим священническим саном сумеет оградить ее в долгой дороге, от всяческих посягательств. Но увидев самого отца Фарфа — тщедушного, узкоплечего, невысокого, с настороженным взглядом и встрепанным венчиком волос, человека, Нике подумалось, что это его самого придется защищать от возможных обидчиков, не упускающих случая, поглумиться над слабым и охочих до скверных шуток. И все же, как-то он сумел добраться до обители целым и невредимым. Глядя, с какой дотошностью отец Фарф, в который раз, проверяет хорошо ли приторочены к седлу дорожные сумки, Ника заметила:

— Может отстоим службу и помолимся о быстром и безопасном пути, таким, каким он был должно быть, когда вы ехали в нашу обитель.

— Некогда нам стоять службу, — отрезал старый священник, подбирая свою вылинявшую серую рясу и усаживаясь на мула. — Торговый обоз с которым я прибыл сюда, сейчас должно быть, уже двинулся в путь. Нам важно примкнуть к нему, а там уж и возблагодарим нашими молитвами всех святых.

Попрощавшись с матерью Петрой и сестрой Терезией, благословлявших ее со слезами на глазах, Ника уселась на своего мула, оглядев монастырский двор. Видит ли она его в последний раз, или ей все таки, еще раз суждено вернуться в это тихое пристанище? Хотя для нее жизнь здесь оказалась не такой уж и спокойной, как виделось поначалу.