Ирина Баздырева - Увидеть Мензоберранзан и умереть

Это раннее утро началось так привычно и обыденно и ничто не могло нарушить порядка монастырской жизни. Минута в минуту прозвенел церковный колокол и, все так же, опустив глаза долу, шли на утреннею службу сестры. Правда привычная к этому Ника, видел как они замедляют шаг у ворот и украдкой взглядывая на нее, тут же опуская глаза. В них ясно угадывался вопрос: «покидаешь ли ты нас навсегда, или когда нибудь вернешься к нам?» Сестра Бети, выйдя из трапезной сыпала голубям крошки, которые собрала в передник. Подметавший на дворе лужи Пиг, вместо вечно простуженной сестры привратницы, стоял и смотрел на Нику, засунув в рот грязный палец. Похоже это был то самый палец, который Ника сломала ему. Теперь когда выпадут снега, а их, как слышала Ника, здесь выпадает немало, сила Пига будет очень кстати, чтобы разгребать сугробы, расчищая двор.

Ника вздохнула. Здесь ей тоже пришлось пережить горечь потери. Утешало лишь то, что Режина получила то, к чему так стремилась. Здесь, она выучилась лечить, правда немного, потому что провела в обители слишком мало времени, но все придет с опытом, а это значило, что Ника уже не пропадет в одиночку и везде сможет заработать себе на кусок хлеба. Здесь она встретила понимание и поддержку чудесного человека, матери Петра. Прежде чем выехать из ворот, Ника еще раз огляделась, ища сестру Теклу. Одежду ей выдавала молоденькая послушница, помощница кастелянши. Никогда Ника не чувствовала к ней вражды. Раздражение — да, но не злость и уж тем более не ненависть. Слишком хорошо она видела в ней, всего лишь, испуганного человека изо всех сил цепляющегося за то, что так понятно и привычно, а Ника была угрозой, раз и навсегда заданному порядку ее жизни. Жаль, что получилось так, что сестра Текла не только не хочет ее видеть, но даже попрощаться с ней. Нике не хотелось, чтобы кто нибудь здесь держал на нее обиду. Ей хотелось попросить у сестры кастелянши прощения за все те огорчения и неприятности, что она доставила ей. Тогда бы она уехала отсюда ни о чем уже не сожалея, не чувствуя себя должной, не оставляя позади себя обиду. Кто знает, что ждет ее впереди и сколько потерь и падений ей предстоит еще пережить. Но она уверенно пускается в путь, уже одна. И всегда она будет помнить и скучать по обители святого Асклепия.

Вздохнув, Ника стукнула мула пятками по откормленным бокам. Мул задвигал ушами, лениво переступил и нехотя потрусил из ворот. Далеко впереди ехал отец Фарф и Ника не переставая лупила упрямое животное пятками, заставляя его идти быстрее. Но мул только недовольно дергал ушами и шел, как и прежде — вперевалочку, не думая прибавлять ходу. В конце концов, махнув на него рукой, Ника предоставила его самому себе, отчаявшись уже догнать своего спутника и решив, что все равно он без нее никуда не уедет. Небо затянули тучи, тяжелые и неповоротливые. Налетевший ветер, пах первым снегом и Ника поплотнее запахнулась в толстый шерстяной плащ.

В последний раз она оглянулась на белые стены обители из-за которых виднелась колокольня церкви. Ворота за ней уже закрыли, но у отворенной калитки стояла монахиня и творила ей вслед охраняющие путника в долгом пути, защитные знаки. Резко дернув узду, Ника остановила мула, который, не упрямясь, развернулся мордой к монастырю, видимо решив, что они сейчас вернутся в родное стойло и даже сделал несколько шажков вперед. С недоверием всматривалась Ника в провожающую ее, монахиню. Но ошибки быть не могло: низенькую, круглую фигуру сестры Теклы не узнать было просто не возможно. Но едва кастелянша обнаружила, что замечена Никой, как поспешно скрылась за калиткой, которая тут же закрылась за ней. Ника развернула, заупрямившегося, разобиженного мула в обратную сторону и только подъезжая к отцу Фарфу, ждущего ее у развилки дороги, обнаружила, что улыбается.

В дороге Ника, как могла, пыталась разговорить отца Фарфа. Интересно, что ворчливый священник мог часами жаловаться на чечевичную похлебку, что им подали в придорожной корчме; сомневаться в достоинстве скакуна, проезжавшего мимо рыцаря; ругаться на изворотливых гномов-ростовщиков, но едва Ника начинала расспрашивать его о больной дочери барона, как он сразу же замыкался. Обоз они нагнали уже отъезжающим из небольшого городка, что находился в нескольких милях от обители. Обоз состоял из пяти телег, груженных тюками с тканями, ларями с мукой, бочонками с вином и большими головами сыра. Кроме двух торговцев партнеров — человека и дворфа, с ними, к неудовольствию отца Фарфа, который недолюбливал этот народец, ехал еще и гном. Обоз охраняли шесть солдат наемников, мало внушавшие доверие Нике, пока отец Фарф не заверил ее в их полной надежности, в которой успел убедиться, проделав под их охраной путь от Северных границ до самой обители. Его слова горячо поддержал шумный гном-ростовщик, желавший снискать одобрение у неприветливого священника.

То, что Ника держалась особняком, ее попутчиков особо не удивляло, как и то, что она сразу же отходила когда слышала грубые шуточки и недвусмысленности, и что не желала замечать грубоватые знаки внимания, которые оказывали ей солдаты охраны. Что возьмешь с дикой, пугливой монашки, шарахающейся от любой тени. Зато она внимательно слушала купцов, любящих прихвастнуть у костра тем, чего с ними никогда не случалось. Помалкивая, она никогда не вмешивалась в разговоры и говорила только тогда когда ее спрашивали. Однако она внимательно выслушивала любую выдуманную историю и пустопорожнее хвастовство. Например, она узнала то, что купцы считали замок Репрок самым безопасным местом на всей Северной границе.

Однажды, на привале речь зашла о бароне Репрок и о его молодой жене. Отец Фарф сразу же вмешался в разговор, разразившись долгой и нудной проповедью и уже во все время их пути, никто больше эту тему не затрагивал. Заметно было и то, что отец Фарф спешил, нервничая, когда в дороге случались непредвиденные остановки. Им несказанно везло — во время пути на них никто не напал, хотя, порой, они продвигались глухими, лесными тропами. Черные ели смыкали над ними тяжелые ветви, а копыта мулов и лошадей бесшумно ступали по хвое, давя мокрые шишки. Воины, сопровождавшие обоз, напряжено прислушивались, сжимая рукояти мечей, подняв свои щиты и, даже, кажется принюхивались к стылому воздуху, резко пахнущего сосновой смолой.

Как-то на постоялом дворе, их обоз пересекся с другим торговым обозом, везшим на продажу в города лежащие южнее Северной границы, тюки с овечьей шерстью. Купцы обоих обозов оказались добрыми знакомыми. Они шумно провели вечер за одним столом, за обильной трапезой, после которой охранники растащили своих хозяев по углам, которые им удалось занять в одной общей комнате постоялого двора, где спали на полу вповалку. Сама охрана, за все время пути, не взяла и капли в рот, не то что вина или эля, а даже пива. Как ворчливо объяснил Нике отец Фарф, проклятый гном подучил купцов, что за каждый налет на обоз, ими вычиталось из жалования каждого охранника. Это условие стояло первым пунктом в договоре и оно, как считала Ника, было в общем-то правильным, но от замечания, по этому поводу, воздержалась. Что касается встречи и совместной попойки торговцев встретившихся обозов, то из их пьяной болтовни выяснились довольно любопытные и занятные вещи. Оказалось, что везший овчину обоз, что следовал от Северных границ, по дороге, проходившей западнее, угодил в засаду, от которой, слава Вседержителю, им удалось отбиться без потерь.