Ирина Баздырева - Увидеть Мензоберранзан и умереть

— М-м, теплое, парное молочко с черным хлебом, — зажмурившись мечтательно протянула Ника, разглядывая коров.

— В деревне ты получишь все это, но все же, я бы поостерегся увлекаться подобными яствами, — предупредил эльф с интересом взглянув на нее.

Ника, оглянулась — пастушок, все также глядел им вслед.

Первые же попавшиеся им домишки, привели Нику в восторг. В них ей нравилось буквально все: и побеленные стены с перекрещенными, темными от времени, балками и крыши крытые соломой, и свисавшие через плетеные изгороди кусты малины и смородины, и ухоженные яблони между которыми виднелись рябины и, что на каждом оконце стояли в кувшинчиках или глиняных бутылках свежие, либо засушенные веточки рябины. «От злых духов» — объяснил Дорган, удивившейся Нике. А стоящие на земле у порога домов миски с молоком, умилили ее:

— В этой деревне, видимо, обожают кошек, раз оставляют для них молоко. Как мило!

— Молоко не для кошек, — покачал головой Дорган. — Здесь, этих животных не балуют и они приучены ловить мышей и душить крыс. Молоко же предназначено для добрых духов.

Над соломенными крышами домов господствовал шпиль храма к которому они и вышли. Его стены были выложенные из крупных речных валунов. Солнце отражалось в толстом зеленоватом стекле узкого окон. Возле храма на деревенской площади высился кряжистый древний дуб необъятных размеров. На нижней толстой суковатой ветке покачивались в петле истлевшие останки висельника. По-видимому, это был тот самый незадачливый грабитель, которого постиг справедливый гнев сельчан, когда Дорган отловил его. И хоть вид висельника поубавил ее восторг, все же это был, такой понятный ей мир людей.

Стиснув в своей руке ее ладошку, Дорган с мимолетной улыбкой взглянул на Нику глядевшую во все глаза, едва сдерживающую восторг и галантно раскланялся с кумушками, стоящими у колодца. Ника исподтишка с жадным любопытством принялась разглядывать их лица, грубоватые, простые, но такие выразительные. Одеты женщины были просто. Из-под под платьев, серого или коричневого грубого сукна, виднелись льняные сорочки. Сами платья имели шнуровку с боку или спереди. Головы женщин закрывали платками, что обхватывали подбородок и завязывались концами на макушке. У двух женщин поверх платка было еще накинуто и покрывало. И все они носили, что-то вроде передника. Как успела разглядеть Ника, это оказался кусок прямоугольный ткани с вырезом для головы посередине. Одна из деревенских матрон повязала его вокруг своей необъятной талии, другая под грудью, третья, ожидавшая ребенка, не стесняла себя ни чем. Эти три женщины, с любопытством и не одобрением разглядывали, одетую в мужскую одежду, Нику. Смущенная их открытыми осуждающими взглядами, она торопливо накинула на себя плащ. Изучающие взгляды и насмешливое перешептывание, сковывали Нику, разом поубавив ее восторги. Ей уже не так интересна была и небольшая запруда, что поблескивала водой сквозь ветви ив, и мельничное колесо, медленно вращающееся в ней, и погост, чьи покосившиеся каменные надгробья высились за оградой храма. И сам старый колодец, сложенный из речных камней, со скрипучим, потемневшим воротом с намотанной на нем мокрой цепью, не конце которой раскачивалось деревянное ведро. Да и сами местные кумушки, стоявшие возле него, шепотом обсуждающие Нику.

Из храма вышел человек в рясе, свободный капюшон которой покрывал его голову и ниспадал на плечи. Из широких рукавов в которых он спрятал руки свисали деревянные четки. Не поднимая глаз от земли, он решительно двинулся к прибывшим. Кумушки у колодца примолкли.

— Что ты здесь делаешь, дроу? — сквозь зубы процедил священник, подойдя к Доргану.

— Я пришел за обещанной мне платой, — невозмутимо ответил он, словно не замечая его неприкрытой враждебности.

Бескровные сухие губы на аскетичном лице сжались в узкую линию.

— Прошло столько времени, а ты еще помнишь о ней? Ты должен довольствоваться тем, что тебе здесь было позволено свершить богоугодное дело. Но нет! Ты, нечисть, явился требовать плату с этих простецов, о которой они забыть позабыли, да еще притащил с собой какую-то девку, чтобы возмутить их добропорядочность, своим непотребством.

Кумушки склонив друг к дружке головы, зашептались. Кровь бросилась Нике в голову. Она была готова провалиться сквозь землю обратно в Мензоберранзан. Дорган до боли сжал ее ладонь.

— Я не советую вам, святой отец, так отзываться о моей жене. Что же касается платы за которой я пришел, то говорить о ней я буду не с вами, а с почтенным Даймоном.

— Ты околдовал его, эльф! Ты околдовал всех здесь, — зашипел на него, брызгая слюной, священник и ткнул пальцем в сторону Ники. — Как и эту заблудшую.

В его взгляде была такая неприкрытая ненависть, что Ника насторожилась. Тут попахивало фанатизмом, а для нее это было пострашнее сумасшествия.

— Покинь деревню, эльф, для своего же блага, — потребовал он с угрозой.

Дорган усмехнулся, не двигаясь с места.

— Ты пожалеешь… — прошипел священник, глядя на него немигающими глазами.

Перепуганная Ника тихонько дернула Доргана за руку. Ну ее эту деревню. Не стоило связываться с фанатичным священником. Лучше уйти.

— Ты бы, попридержал язык, святой отец, чем грозиться и попусту ругаться, — раздался позади Ники низкий, рокочущий голос. — Лучше вспомни кто оставил мою Мэрион умирать без помощи, внушая бедняжке, что так угодно Вседержителю. А всего-то и нужно было, чтобы выпустить ей кровь, да напоить травяным отваром. Кто произносил нам бесполезные проповеди о смирении и терпении, когда душегуб, словно кровожадный зверь, мучил и обирал добрых людей? Ты призывал нас терпеливо дожидаться часа божьего возмездия вместо того, чтобы предать злодея проклятию и благословить нас на поимку изверга.

— Это вы убийцы и душегубы! — потрясая кулаками, взвизгнул священник с искаженным от гнева лицом. — Это вы совершили убийство, скатившись в пропасть греха еще глубже! Огонь Бездны пожрет ваши души и милосердие Вседержителя не спасет вас от мук. Это вас! Всех вас, нечестивцы, следует предать проклятию!

Смотря на него, Ника вспомнила как на психологии им говорили о пограничных состояниях, когда человека отделяет от безумия лишь тонкая грань. Такие люди еще воспринимают реальность, но видят и слышат в ней только то, что хотят, а если прибавить к этому еще и фанатизм… Ника невольно поежилась.

— Успокойтесь, отец Ансельм, — потребовал другой голос: твердый и властный. — Это я пригласил лорда Доргана в деревню. Он оказал нам честь, приведя к нам свою супругу.

И священник притих, присмирел. Опустив голову так, что капюшон полностью скрыл выражение его худого бледного лица и, спрятав руки в широкие рукава рясы, не проронив больше ни слова, он удалился. И только после этого Дорган обернулся и крепко пожал руки двум мужчинам. Ника, робко улыбнувшись, разглядывала его друзей, по-видимому, обладавшими здесь непререкаемым авторитетом и, не задумываясь, вступившиеся за темного эльфа.