Евгений Стерх - Бард

Едва я вошел в двери таверны, с порога ощутив знакомую атмосферу пивного разгула, какой-то крестьянин за дальним столиком у стойки ткнул в меня пальцем и заорал:

– А вот и бард явился! Бард, спой нам «Крошку Джуд»!

На секунду меня посетило чувство, будто я никуда не уезжал из Абадиллы, что у меня снова свободный вечер и я пришел подзаработать в «свою» таверну в районе ремесленников. А в следующую секунду я уже достал из-за спины висящую на ремне мандолину, ударил по струнам и запел:

И крестьяне, как по команде, подхватили припев:

Простецкая эта крестьянская песня, которую я знал еще в босоногом детстве даже в деревне, не подозревая, что когда-нибудь стану бардом, неизменно пользовалась успехом у простого люда. Важно было только исполнять ее по-настоящему весело, в кураже – и крестьяне, ремесленники, иногда солдаты подхватывали первый же припев, начинали стучать пивными кружками по столу, отбивая ритм песни. Поначалу меня это просто удивляло, а потом я привык и даже стал использовать эту песенку для того, чтобы самого себя привести в бодрое расположение духа.

Вот и сейчас, допев песню, я почувствовал, что усталость утомительного путешествия отступила куда-то на задний план, организм взбодрился и я уже готов к долгому выступлению в таверне.

– Эй, хозяин! Пива и мяса барду и его товарищам! – заорал тот крестьянин, что заказал мне «Крошку Джуд» и успел заметить Боба с Риголаном, вошедших следом за мной. – Я плачу!

– Благодарю, уважаемый! – поклонился я крестьянину, затем разогнулся, подмигнул и запел «Если горло не промочишь». Как обычно, моя «простолюдная» аудитория с благодарностью приняла и эту песню, с ходу подхватив припев. После исполнения этой песни другой голос откуда-то у меня из-за спины прокричал:

– Эй, хозяин! Насыпь овса лошадям барда и его друзей! Скотину, поди, тоже угостить надо, что довезла до нас такого голосистого!

Таверна весело стала хохотать над этой незамысловатой шуткой, а я, обернувшись, произнес:

– Благодарю вас, уважаемый, но, боюсь, овес здесь ни к чему – мы на ящерах путешествуем.

– Ну, тогда кинь ящерам мяса, хозяин! – крикнул полнеющий мужчина средних лет, что собирался угостить нашу скотину. – Брось им своего повара Гика, все равно от него никакого толку! – посоветовал он. Таверна снова взорвалась хохотом, а я заиграл «Не кормит меня моя ненагляда». В общем, вечер пошел по накатанной колее, и это меня как-то успокаивало, хотя я и понимал, что угощение придется отрабатывать.

Пел я часа два, с удивлением обнаружив, что просто-напросто соскучился по мандолине, которую практически не брал в руки в последнюю неделю. Уже почти все мои слушатели разошлись по домам или начали засыпать прямо за столами, и за ними стали приходить жены, чтобы отвести домой, а я все пел. Допел «У моей подружки глазки, словно два огня» и с некоторым сожалением отложил мандолину. Уселся за стол к своим товарищам и жадно набросился на еду. Хозяин таверны принес и поставил передо мной еще одну кружку пива и тарелку с чем-то мясным, обильно политым острым соусом:

– За счет заведения!

Я лишь благодарно кивнул в ответ, не имея возможности разговаривать плотно набитым ртом. Риголан, который давно уже откушал и теперь лишь наблюдал за моей торопливой трапезой, вдруг сказал:

– По-моему, юный бард, ты не только вдохновитель нашей экспедиции, но и вообще самый ценный член отряда. Благодаря твоему искусству мы никогда не умрем с голоду.

Боб, отставив пустую кружку, согласно закивал:

– А сколько он разных историй знает – ужас! Слушать не переслушать!

Проглотив пищу, я пожал плечами и произнес:

– Зато благодаря Бобу мы никогда не умрем от волчьих зубов – он прекрасно делает из волков отбивные. Благодаря тебе, Риголан, нам не придется умирать от переутомления, таща на себе наше снаряжение, да и вообще с тобой и ящерами мы превратились просто в маленькую армию. Каждому – свое. Этому учат на первом курсе академии – бард не должен искать идеальной судьбы. Все судьбы интересны по-своему, и все играют свою роль в Высшем Замысле. И еще неизвестно, кому отведена главная роль в этом спектакле, который мы называем жизнью.

И снова тень улыбки коснулась губ Риголана, когда он произнес:

– Так мог сказать только бард!

– Да, – кивнул я, соглашаясь, – именно бард это и сказал. Но не я. Когда-то давно жил такой толстяк и пропойца, бард Билли, который писал неплохие пьесы для уличных театров. Вот он это и сказал.

Комнат в небольшой таверне не было, так что хозяин отвел и нам, и ящерам загородку в почти пустой конюшне. Он бросил на пол две охапки сена, на котором мы и расположились. Звери улеглись на землю рядом с нами, а Оррил даже подсунула мне под бок голову, словно бы ласкаясь. Я потрепал ее по морде, но Риголан посоветовал самку отогнать:

– Температура ее тела намного ниже человеческой. Она будет греться от тебя, бард, а ты к утру можешь заболеть.

Услышав эти слова, Боб тут же вскочил и рявкнул на Рэглера:

– А ну, отодвинься от меня, сукин ты сын!

Рэглер недовольно заворчал, но от соломенной постели молотобойца отодвинулся, отвернул от него морду и стал дразнить лошадь в другом конце стойла. Вытянув вперед длинную шею, Рэглер тихонько, но довольно грозно рычал, не раскрывая пасти, от чего лошадь начинала биться в стойле и испуганно ржать. Мы с Бобом поначалу просто не поняли, что происходит, но Риголан разобрался сразу. Он коротко свистнул, словно бы щелкнул плетью, и я почувствовал, как дернулась морда Оррил под моим боком. Рэглер издал недовольный звук, зашевелился всей своей огромной тушей, вывернул шею, пряча голову под передние лапы, и затих.

Наутро мы поднялись довольно поздно, поскольку торопиться нам было некуда – мы решили кое-что прикупить в Регентролле, пополнить запас продуктов, затем переночевать в городе и только утром следующего дня продолжать путь. Времени на все дела у нас было более чем достаточно, так что мы не спеша позавтракали, собрались и тронули своих ящеров вперед легкой рысцой.

Регентролл, как и всякий большой город, встретил нас шумом, людской суетой и абсолютно беспардонным поведением своих обитателей. Что больше всего поразило меня, так это дисциплинированное поведение наших ящеров. Они беспрекословно слушались поводьев, хотя обстановка была для них незнакомая и нервная – столичные жители, ничуть не робея рядом с ящерами, задевали их бока коромыслами с прохладительными напитками, тащили мимо своих волов, запряженных в крестьянские телеги, и нахально орали: «Посторонись!» Путь наш к воротам баронского городка пролегал через самый большой рынок Нижнего города – района мастеровых, перекупщиков, воров и всякой сволочи, вроде беглых арестантов. Мало того что на этом рынке было шумно, здесь было дымно от открытых печей торговцев всякой снедью да еще и воняло – разлагающимися фруктами, тухлыми мясом и рыбой, человеческими испражнениями и бычьей мочой. Рэглер, наиболее нервный из всех ящеров, уже начал волноваться. Он по-прежнему был послушен малейшему движению руки своего наездника, но уже настороженно косил по сторонам ошалелыми глазами, а по его телу то и дело пробегала нервная дрожь. Самка Оррил, которой управлял я, тоже, наверное, переживала, но у нее это выражалось по-другому – она тихонько вздыхала и вытягивала вперед шею.