Евгений Стерх - Бард

– Огни святого Эльма, – авторитетно заявил Риголан, – концентрация атмосферного электричества. Камень на мостовой будет оплавленным.

– Вот это да! – восхищенно прошептал за моей спиной Боб.

Никого из преследователей мага на улице теперь не осталось, но, на мой взгляд, удирали они зря. Во-первых, как оказалось, на такой фокус требуется некоторое время, вполне достаточное для того, чтобы перерезать магу горло. А во-вторых, маг едва ли сумел бы повторить подобное – даже со спины было видно, что эта демонстрация вымотала его донельзя. Плечи его поникли, голова опустилась, ноги мага, похоже, дрожали. Когда он повернулся к нам лицом, через пять—семь шагов, разделявших нас, я увидел, как посерело от изнеможения его лицо. Маг сделал шаг в нашу сторону и едва удержался на ногах – его качало от усталости.

Риголан тронул своего зверя и подъехал к магу.

– Примет ли мой собрат по магическим наукам помощь от Сына Тени? – обратился он к изможденному магу с ритуальной фразой. Подъехав поближе, я увидел мутный взгляд мага, обращенный к Риголану, услышал его хриплый шепот:

– Я всего лишь хотел заработать на кусок хлеба… О, подлый мир, подлый, подлый мир!.. Невежды и завистники…

У меня возникло чувство, что маг не отдает себе отчета, где он и что с ним. Однако, увидев протянутую Риголаном руку, маг тут же вцепился в нее, словно утопающий, хватающийся за подручное плавсредство. Риголан без видимого усилия, рывком втащил мага в седло перед собой и обернулся ко мне:

– Бедняга совсем измотан. Нам нужен постоялый двор, где будет сносный стол и хоть какая-то постель.

– Только где-нибудь подальше отсюда, – ответил я, и мы отправились искать подходящий постоялый двор. Два квартала мы проехали по абсолютно пустой улице. Иногда я замечал лица, выглядывающие в окна, но стоило повернуть голову в их сторону, как лица тут же исчезали. Похоже, измотанный маг все-таки успел порядком напугать жителей баронского городка.

По пути нам попалось как минимум три вывески «Стол и ночлег», но мы решились заехать в такое заведение лишь кварталов за пять от места стычки мага с простолюдинами. Но даже и здесь хозяин недовольно скривился, завидев нашу компанию, и заломил за ночь постоя вдвое более высокую цену, чем обычно. На мой вопрос, почему так дорого, хозяин, отведя глаза, пробормотал что-то о наплыве посетителей.

– А ваших зверюг куда я дену? – резко переходя в наступление, спросил хозяин. – Вы же мне всю конюшню займете!

– Да ладно, хозяин, не надо волноваться! – примирительно поднял я руку. – Просто спросил.

Мы заняли комнату на втором этаже гостиницы, заказали хозяину обед для измотанного мага, за который трактирщик снова заломил неимоверную цену. Риголан остался в комнате с магом, а мы с Бобом отправились на рынок, пополнять запасы провизии.

На территории городка рынок выглядел совсем не так, как за его стенами. Это было огороженное и аккуратно распланированное пространство с ровными рядами каменных прилавков, покрытых одинаковыми полосатыми навесами. У входа стояли солдаты, патруль прохаживался по рядам, торговцы были одеты в чистые одежды, а какой-то чиновник внимательно осматривал прилавки, задавал вопросы торговцам и что-то записывал в тетрадь. Насколько я понимал, в городке мы имели возможность лицезреть будущее идеальной империи барона Аштона, которую он теперь активно сколачивал. Что ж, мне это будущее показалось не таким уж и ужасным.

Но несмотря на порядок и надзор стражи, и на этом рынке попадались сомнительного вида личности, одна из которых попыталась срезать у Боба кошелек. Молотобоец, не останавливаясь, двинул карманника кулаком в зубы с такой силой, что тот буквально сделал сальто на месте и, упав на мостовую, остался лежать неподвижно. Патруль за два ряда от нас взбодрился и загремел доспехами, но тут воришка застонал и попытался сесть, держась за голову. Патруль сразу потерял к нему всякий интерес, опять расслабился и вальяжно двинулся дальше по рядам. А Боб даже не задержался, двигаясь вдоль прилавков и высматривая подходящий кусок солонины. По-моему, Бобу нравилось торговаться, и вообще на базаре он чувствовал себя вполне комфортно, чего не скажешь обо мне.

– Подумать только! – улыбнувшись, сказал я. – Ты, возможно, только что заехал в зубы будущему казначею академии бардов!

Боб остановился и секунду смотрел на меня озадаченно, а затем заулыбался.

– Слушай, а магистр Тибо, что, на самом деле был карманником? – вдруг, оживившись, с неподдельным интересом спросил Боб.

Я пожал плечами:

– Откуда же я знаю? Если и был, то это было давно, когда меня еще на свете не было. Но ты особенно не удивляйся – бардами не рождаются. Я вот, например, родился в обычной крестьянской семье. Нас было семеро у родителей, и когда зашедший в деревню бард предложил отцу взять меня с собой, вроде как в подмастерья, тот с радостью согласился – одним ртом меньше.

Боб покачал головой:

– Да, натерпелся ты, видать…

– Нет, – улыбнулся я, – не натерпелся. Старина Григор – тот самый бард, да примут Молодые Боги его душу и обласкают ее, первым делом научил меня двум вещам. «Никогда не жалуйся на судьбу, – говорил он, – как бы ни было тебе худо, всегда найдутся те, кому еще хуже. И никогда не унывай – возможно, тот момент, который кажется тебе самым худшим в твоей жизни, сделает тебя впоследствии счастливым. Радуйся тому, что ты жив, что ты видишь мир и можешь его осознавать». Так что я никогда особенно не страдал; а когда становилось действительно туго, старина Григор брал мандолину и запевал какую-нибудь забавную песенку.

– А-а, – протянул Боб, – вот откуда ты их столько знаешь!

– Да, – кивнул я. – Старина Григор говорил, что петь тоскливые баллады, которыми промышляют менестрели у богатых лордов, это ерунда, халтура. Высший класс – спеть на крестьянской свадьбе, да так, чтобы вся деревня плясала, себя не помня. Мы десять лет шлялись с ним по всем Северным графствам, от Сорезма до Порт-Хлоста. Но Григор был уже стар, и когда почувствовал, что осталось ему недолго, привел меня в академию. Только тогда я и узнал, что он – один из магистров гильдии бардов. Как таких называют, бродячий магистр. Он договорился с верховным магистром академии Арилагом, что меня возьмут на обучение, и прожил всего три дня после того, как я стал учеником. Он простудился в дороге и весь последний месяц был плох… – Я помолчал немного и добавил: – Самая большая потеря в моей жизни. После этого уже ничего не страшно.

Боб открыл было рот, чтобы что-то сказать, но я перебил его:

– Ну, ты солонину выбрал?

Боб кивнул и обернулся к торговцу, чтобы поторговаться. Минут через пять, после азартных препирательств, которые, по-моему, доставили удовольствие обоим – и Бобу, и торговцу, – он расплатился, взял кусок солонины и сунул его в мешок.