Кристофер Паолини - Эрагон.Брисингр

Эрагон наблюдал, пораженный реакцией Слоана.

«Изучение истинного имени затрагивают всех одинаково? Это случилось бы со мной тоже»?

Укрепляя свое сердце к страданиям Слоана, Эрагон, приступил объяснять, что он должен будет сделать. Он повторил истинное имя Слоана и, дословно, обученный мясник на древнем языке присягнул, гарантируя никогда не встречаться с Катриной, или связываться с ней. Слоан сопротивлялся рыдая, и стискивал зубы, но независимо от того как энергично он боролся, у него не было никакого выбора, кроме как повиноваться всякий раз, когда Эрагон взывал к его истинному имени. И когда они закончили с присягами, Эрагон разбросал пять заклинаний, которые вели бы Слоана к Эллесмере, и защищали его от неспровоцированного насилия, соблазнили бы птиц, животных и рыбу, которая жила в реках и озерах, накормить его. Эрагон создал заклинания, таким образом, чтобы они получали свою энергию из Слоана, а не из него (Эрагона).

Полночь была далеко позади к тому времени, как Эрагон закончил заключительное колдовство. Выпитый и усталый, он оперся о посох боярышника. Слоан лежал, скрючившись у его ног.

- Закончено, - сказал Эрагон.

Искаженный стон раздался от фигуры внизу. Казалось будто Слоан пытается сказать что-то. Хмурясь, Эрагон встал на колени около него. Щеки Слоана были красными и кровавыми в тех местах, где он поцарапал их своими пальцами. Его нос хлюпал, и слезы капали из угла глазницы его левого глаза, который был менее искалеченным из двух. Жалость и вина нахлынули на Эрагона; ему не приносило удовольствия видеть, что Слоан скатился до такой низости. Он был сломан, лишен всего, что он ценил в жизни, включая его гордость, и Эрагон был тем, кто сломал его. Это заставляло Эрагона ощущать себя грязным, как будто он сделал что-то позорное. "Это было необходимо, -думал он, но никому не придется сделать то, что я сделал."

Еще один стон Слоана, и затем тот сказал:

- … только часть веревки. Я не подразумевал для… Исмира… Нет, нет, пожалуйста нет… - трясясь мясника замолк, и в наступившей тишине, Эрагон положил свою руку поверх руки Слоана. Слоан напрягся при контакте.

– Эрагон, - он прошептал. - Эрагон… Я слепой, и ты посылаешь меня, чтобы идти по земле... чтобы идти... одна только земля. Я брошен и изгнан. Я знаю, кто я, и я не могу перенести этого. Помоги мне, убей меня! Освободи меня от этой муки.

Импульсивно Эрагон нажал посохом боярышника на правую руку Слоана и сказал:

- Возьми мой посох. Позволь ему вести тебя по твоему пути.

- Убей меня!

- Нет.

Резкий взрыв крика из горла Слоана, и он повалился на землю, и загреб землю кулаками.

– Жестокий, ты жестокий! - его скудные силы быстро исчерпались, и он свернулся в еще более напряженный шар, задыхаясь и хныкая.

Склоняясь над ним, Эрагон подвинул свой рот ближе к уху Слоана и прошептал:

- Я милосерден, поэтому я дам тебе надежду: Если ты доберешься до Эллесмеры, то ты найдешь дом ожидающий тебя. Эльфы будут заботиться о тебе и позволят тебе делать все, что ты захочешь на протяжении всей своей оставшейся жизни, с одним исключением: как только ты войдешь в Дю Велденварден, ты не сможешь уехать… Слоан, слушай меня. Когда я был среди эльфов, я узнал, что истинное имя человека часто изменяется, поскольку они стареют. Ты понимаешь, что это означает? То, кто ты, не установлено навечно. Человек может переделать себя снова, если только захочет.

Слоан не ответил.

Эрагон оставил посох рядом со Слоаном и перешел к другой стороне лагеря, вытянулся в полную длину на земле. Его глаза уже закрылись, он пробормотал заклинание, которое пробудит его на рассвете и затем позволил себе дрейфовать в успокоительных объятия его бодрствующего отдыха.

Серая Пустошь была холодной, темной, и неприветливой, когда низкое гудение прозвучало в голове Эрагона он сказал: "Летта (Letta)", и гудение прекратилось. Стон, поскольку он протягивал воспаленные мускулы, он добрался до своих ног и снял свои руки по его голове, встряхивая их, чтобы заставить кровь побегать по его венам. Его спина ныла от ушибов, и он надеялся, что оно пройдет прежде, чем он должен был бы снова взять в руки оружие. Он опустил руки и затем поискал Слоана глазами.

Мясник ушел.

Эрагон улыбнулся, поскольку он увидел ряд следов, сопровождаемых круглым отпечатком посоха, удаляющихся от лагеря. След был путанным и блуждающим, и все же их общее направление двигалось на север, к большому лесу эльфов.

«Я хочу, чтобы он преуспел, - немного удивленно подумал Эрагон. - Я хочу, чтобы он преуспел, потому что это будет означать, что у нас может быть шанс искупить наши ошибки. И если Слоан может исправить недостатки в своего характера и достигнуть соглашения со злом, которое он вызвал, он поймет, что его тяжелое положение не столь ужасно, как он думает».

Поскольку Эрагон не сказал Слоану, что если мясник продемонстрирует, что он действительно сожалеет о своих преступлениях, изменится и будет жить как лучший человек, у Королевы Имиладрис свой лекарь, который восстановит его зрение. Однако, это была награда, которую Слоан должен был заработать, не зная о ее существовании, ведь он мог бы обмануть эльфов и они даруют ему глаза преждевременно.

Эрагон долгое время смотрел на следы Слоана, затем перевел свой пристальный взгляд на горизонт и сказал:

- Удачи.

Усталый, но довольный, он повернулся спиной к следам Слоана и начал бежать через Серую Пустошь. Он знал, что на юго-запад, находилось древнее формирование песчаника, где лежал Бром, заключенный в кожух алмазной могилы. Он стремился отклонять его путь и идти плата его отношения, но не осмеливался, поскольку, если бы Гальбаторикс обнаружил участок, он послал бы своих агентов туда, чтобы найти Эрагона.

- Я вернусь, - сказал он. - Я обещаю тебе, Бром: когда-нибудь я вернусь.

Он ускорил шаг.

7. Суд длинных ножей.

- Но мы же – ваши люди!

Фадавар, высокий, чернокожий мужчина с большим носом, говорил с таким же сильным акцентом и изменял так гласные, что Насуада вспомнила, как слышала их во время своего детства в Фартхен Дуре, когда агенты клана ее отца приходили и она сидела на коленях Аджихада в дреме, пока они беседовали и курили табак кардуса (cardus weed).

Насуада пристально взглянула на Фадавара и пожалела о том, что ей не хватает шести дюймов, чтобы она могла смотреть военачальнику и его четырем вассалам прямо в глаза. Однако, она привыкла к мужчинам, которые возвышались над ней. Она считала это скорее смущающим: находиться среди группы людей, которые так же черны, как и она. Это новый опыт о том, как не быть объектом любопытных людей, глазеющих и шепчущих замечания.

Она встала перед вырезанным стулом, где она устраивала свои аудиенции – один из единственных твердых стульев вардены взяли с собой в поход – в своем красном командном шатре. Солнце было близко к заходу, и его лучи просачивались в правую сторону шатра, как через окрашенный стакан, и придали содержимому красноватый оттенок. Длинный, низкий стол был покрыт разбросанными сообщениями и картами, занимающими половину шатра.