Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – майордом

Альбрехт продолжил, будто ничего не слышал:

– Мы все привыкли, что либо маги, либо церковь. У нас там церковь, а маги в подполье, а здесь церкви в руинах, зато маги в чести. Однако в нашем войске сэр Ричард пока что ценой своей отчаянной дипломатии, а также мудрости отца Дитриха как-то удерживает… гм… единство. Боюсь, это скоро кончится. Да вы и сами видите, что это положение шаткое. С захватом столицы военные действия могут кончиться. И что тогда?

Граф Ришар нахмурился и пробормотал озабоченно:

– Вы правы, барон. Начнется уничтожение магов… Не можем же мы чужих истреблять, а своих оберегать?

Я стиснул челюсти, в виски стрельнуло острой болью.

– Начнем решать, – пообещал я.

– Как?

– Пока не знаю, – огрызнулся я. – Наверное, начнем с того, что…

Быстрая дробь копыт и приближающийся легкий всадник спасли меня от необходимости что-то мямлить и прямо на ходу придумывать решение сложнейшей проблемы.

– Конница вошла в центр города! – прокричал он издали. – Передовой отряд занимает дворец и проводит аресты!

Барон поморщился, взглянул на меня с подозрением.

– Аресты?

Я бросил на него укоризненный взгляд.

– Барон, надо ли все называть своими именами? Да, аресты!

– А когда будут из дворца выволакивать трупы?

– Оказали сопротивление, – огрызнулся я. – Барон, я вас не понимаю. Уж не стали вы правозащитником?

– Нет, – сказал он поспешно и торопливо перекрестился. – Ни в коем случае, как вы могли подумать! Просто хочу все предвидеть.

– Все предвидит только Господь Бог, – ответил я сурово. – Поехали!

Геннегау огромен, почти треть нашего войска прошла под его арками, но когда мы наконец въехали в столицу, я подумал, что можно ввести еще половину.

Мы двигались по главной улице, суровые и величественные, впереди десяток рыцарей, так, на всякий случай, справа и слева тоже по телохранителю. Граф Ришар улыбается, ему льстит, что все обращают внимание прежде всего на него: строг и прям в седле, лицо в жутких шрамах, но полно мужественной красоты, седые волосы падают на плечи, густые, как у подростка, и во всем облике видно, что это полководец, герой, умеющий как посылать на смерть, так и сам встречать ее, не дрогнув.

Я держался невозмутимо, пусть принимают меня за телохранителя или просто за самого рослого воина в его охране.

Мы подъезжали к центральной площади, впереди громада сверкающего белоснежным мрамором королевского дворца, как вдруг из редкой цепочки горожан, с пугливым любопытством глазеющих на нас, выбежала женщина.

Телохранители замешкалась, женщина без оружия, волосы растрепаны, вид отчаянный, один склонился и протянул руку, чтобы ухватить ее за волосы, но она упала наземь и обхватила передние ноги Зайчика.

– Ваша светлость!..

Я сказал телохранителям быстро:

– Тихо-тихо!.. Не на виду же у всех… Что ты хочешь, женщина? Власти будут милостивы и справедливы. Приходи в канцелярию или как ее тут…

Она подняла залитое слезами лицо, глаза отчаянные.

– Ваша светлость!.. Мой муж несправедливо брошен в темницу!.. Умоляю, освободите его!

Я сказал строго:

– Ничто не будет решаться по моей милости!.. Все решает закон и справедливость. Ему подчиняюсь даже я.

Барон Альбрехт подбадривающе кивнул, мол, хорошо сказано. И, главное, громко, все услышали.

Зайчик осторожно, но настойчиво выдернул копыта из женских рук, осторожно перешагнул через нее и пошел дальше. Она в отчаянии прокричала вслед:

– Мой муж барон Фортескью!.. Он мухи никогда не обидел, а его обвинили в убийстве своего товарища!.. Это несправедливо!

Мы проехали дальше, я строго и по-отценародьи смотрел вперед, но в мозгу медленно как всплыло это имя, так и высветилась сценка, когда я его услышал… Первый раз, когда один из вельмож короля Кейдана похвалялся, что сегодня же ночью вломится в спальню дочерей отсутствующего герцога, а этот барон Фортескью его всячески отговаривал. Второй раз, когда тот дурак все же пытался вломиться к Дженифер, я тогда прятался в тени. Этот дурак принял меня за Фортескью, и я, подражая голосу барона, еще раз предостерег, а когда тот спьяну оскорбил жену барона, я расплющил его лихим броском молота… А наутро ничего не понимающего барона Фортескью повязали, заковали и бросили в темницу.

Угрызения совести начали копошиться хоть и слабо, но ощутимо. Я остановил коня, поинтересовался у горожан:

– Где здесь городская тюрьма?

На меня смотрели, раскрыв рты, потом спохватились и начали указывать наперебой:

– На улице Бронников…

– Еще есть в Сером квартале…

– На площади оружейников…

Я покачал головой.

– Нет, мне нужна для знатных лордов.

Тут все дружно повернулись в другую сторону, сразу десяток пальцев указали на приземистую башню.

– Вон там!

– В башне?

– Нет, под нею!

– Понятно, – сказал я, – казематы, темницы… Зайчик, сделаем небольшой крюк по дороге.

Граф Ришар смотрел с недоумением, барон Альбрехт спросил тихо:

– Сэр Ричард, сейчас ли заниматься такими мелочами?

– Он по моей вине все это время в темнице, – ответил я виновато. – Я его подставил.

Он покачал головой, в глазах росло великое уважение.

– Кто бы подумал, глядя на ваше невинное лицо паладина.

Граф Ришар буркнул:

– Когда же вы успеваете?

Я загадочно улыбнулся, мол, вот такое я замечательное говно, и в сопровождении двух телохранителей пустил коня к мрачному зданию. Охрана уже разбежалась, но, к счастью, тюремщики на месте, понимают, их служба нужна любой власти, меняются только заключенные.

Меня ввели в крепость из массивных грубых блоков, затем в подвалы, где в тесных каменных мешках сидят обвиненные. Я снова напомнил нетерпеливо, что мне нужен именно барон Фортескью, только он.

Наконец нужная металлическая дверь отворилась со скрипом. Крохотное тесное помещение наполнено смрадом, и если бы я не перешел на ночное видение, даже не увидел бы в углу на охапке гнилой соломы скорченного человека. За мной топали и переругивались хриплыми голосами, чья-то рука из-за спины протянула небольшой смолистый факел.

Я взял и медленно спустился по ступенькам. Человек зашевелился, обросший длинными волосами, худой, с желтой восковой кожей. Он заслонялся от яркого для него света растопыренными ладонями.

Я спросил с неловкостью:

– Барон Фортескью?

– Да, – ответил он сиплым простуженным голосом, – я им был… но так меня уже давно никто не называет…

– Вы не поражены в правах, – заверил я. – Барон де Фортескью, вы свободны!.. Все обвинения с вас сняты. За время, проведенное в темнице, получите… э-э… компенсацию.

Человек с трудом поднялся, его шатало, он хватался за стену, почти неслышимым голосом спросил: