Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – лорд-протектор

На меня смотрели серьезно и с немыми вопросами в глазах. Сэр Жоффруа де Шарни, что впервые присутствует на таком совете, спросил негромко:

– Сэр Ричард, я слышал… начинаются какие-то непонятные передвижения войск…

Я посмотрел на него очень внимательно.

– А что вас тревожит?

Он заметно смешался.

– Да ничего…

– Ну и хорошо, – произнес я со значением в голосе. – В самом деле, ничего необычного не происходит. Передвижения войск происходят по заранее разработанному плану. Скоро все прояснится.

Он сказал с виноватой ноткой:

– Да я просто… вы сказали о великих делах! Вот я и подумал…

– Вы правильно подумали, – сказал я. – Правильно. Но вслух пока поговорим о том, как реагировать на поступок графа Ришара. Мне брошен вызов. Как рыцарь я, понятно, должен вскочить на коня и мчаться к его замку, чтобы его или своей кровью смыть обиду. Но, как гроссграф, я обязан действовать более расчетливо.

Отец Дитрих впервые нарушил молчание:

– Сын мой, сперва реши, должен ли ты вообще действовать? Возможно, лучше оставить все как есть. Господь сам накажет дерзкого.

Я поморщился.

– Не сомневаюсь. Но Господь слишком милостив, и потому наказывать ослушников своей воли он поручил вам, святой инквизиции, и нам – рыцарям.

Сэр Растер проворчал:

– Вообще-то он украл не у сэра Ричарда, а у гроссграфа Армландии. Если такое стерпеть, то не будет ли в этом ущерба для чести и достоинства власти?

– Достойной власти такое ущерба не нанесет, – возразил отец Дитрих.

Растер что-то буркнул, но смолчал. Я сказал невесело:

– Так то достойной. В смысле, солидной, мудрой, старой, осторожной… Но я – рыцарь! И живу, кстати, в рыцарском мире.

Отец Дитрих вздохнул, но смолчал, как и Растер. Я провел взглядом по лицам – смотрят серьезно, но помалкивают. Сердце начало стучать чаще, да что со мной, я же чувствую поддержку, они же такие, как и я, мудрость мудростью, но при оскорблении кровь вскипает, тогда не смотришь, кто тебя оскорбил, просто даешь сдачи…

– Завтра с утра я выеду по следам, – сообщил я. – У графа Ришара три замка, но, полагаю, увезет похищенную женщину в наиболее защищенный.

– Замок Олбрайт, – сказал Растер уверенно.

Некоторые кивали, по лицам я видел, что мысленно сравнивают, оценивают, только Макс сказал с неуверенностью:

– Однако его замок Сиреневый мыс ближе к землям сэра Карлейля и баронета Томсона…

– И что?

– Там его союзники и друзья.

Растер громыхнул:

– Но они принесли присягу верности сэру Ричарду!

– Тогда в Олбрайт, – согласился Макс. – Да, в Олбрайт.

– Я отправлюсь туда, – сообщил я. – Посмотрю обстановку на месте. Сэр Растер, сэр Макс и вы, сэр Жоффруа, поднимайте свои отряды и незамедлительно направляйтесь к замку Олбрайт. Граф Ришар должен увидеть, что я отнесся к его поступку очень серьезно.

Я говорил медленно, четко роняя слова, хотя из меня рвался крик насчет того, что всех там убью, разорю, сровняю с землей, не позволю, они все узнают, так не оставлю, меня запомнят, содрогнутся, никто больше и не пикнет, но душивший меня гнев под прессом, я вовремя заменял жесткие формулировки и эмоциональные выкрики на холодные ровные фразы. Может быть, даже чересчур ровные и холодные, перехватил внимательный взгляд отца Дитриха и озадаченный Растера.

Первым вскочил Макс, весь из себя сочувствие, участие и преданность.

– Сэр Ричард! С вашего разрешения я пойду прямо сейчас поднимать свой отряд.

Я кивнул.

– Иди. Бери всех. Даже пеших.

Он поклонился и выскочил за дверь. Слышно было, как в коридоре перешел на торопливый бег. Рыцари переглядывались, поднялся Жоффруа и тоже сказал быстро:

– Сэр Ричард, мне все понятно. Пойду собирать своих рыцарей. И кнехтов, там все понадобятся.

Я отпустил его кивком, повернулся к оставшимся.

– Благородный человек превыше всего почитает долг. Но благородный, наделенный отвагой, однако не ведающий долга, может стать мятежником. Низкий человек, наделенный отвагой, но не ведающий долга, может пуститься в разбой. Граф Ришар – благородный человек, и отвага у него в крови. Но он предпочел забыть о долге… Что ж, напомним.

Растер поднялся и прорычал:

– Своеволие следует гасить скорее, чем пожар!

Я повернулся и вышел, но успел услышать, как отец Дитрих сказал в пространство грустно:

– Лишь глупцы называют своеволие свободой. Но кто из нас не глупец?

Бобик шел по следу уверенно, ни разу не прыгнул в сторону за выпорхнувшей из кустов или высокой травы птицей и даже не повел глазом на пасшихся на опушке леса диких свиней.

Зайчик ускорял бег, как только оказывались на ровном, где ни ветка не сорвет мне голову, ни резкий поворот не выбросит из седла. Я зарывался в гриву, прикидываться не перед кем, я чувствовал, как лицо искажает ярость, губы дрожат от обиды, всего трясет, словно подхватил лихорадку.

В сторонке простучали копыта, я в удивлении скосил глаза. Параллельно нам, медленно сближаясь, идет на прекрасном жеребце красивый всадник. Бобик оглянулся на него, но, почему-то не заинтересовавшись, помчался вперед.

Он начал было приветливо улыбаться, рука потянулась за шляпой для приветствия, но улыбка замерзла, как только узнал меня.

Я помахал ему рукой.

– Приветствую, сэр Гуингнем!

Он опешил, но ответил несколько напряженно:

– Приветствую, сэр Ричард…

Он смотрел пытливо, стараясь понять, сообразил я уже, кто он на самом деле, или же настолько туп, что так и не понял, а я, чтобы помочь ему, сказал легко:

– И что вам там в аду не сидится?.. Тепло, сухо…

Он помолчал, глаза стали темными, а черты лица заострились. После короткой паузы с натугой улыбнулся.

– Тепло, скорее – жарко. А кто вы, сэр Ричард?

– Сэр Ричард, – ответил я. – Гроссграф Армландии.

Он качнул головой в рогатом шлеме.

– Если понимаете, кто я, то почему не убегаете в страхе?

Я ухмыльнулся.

– Вы ведь не трогаете тех, кто едет в одиночку?

– Все равно, – произнес он, я уловил в его голосе замешательство. – Как-то странно себя ведете.

– В чем?

Он пожал плечами.

– Просто странно. Другие ведут себя иначе.

– Я не другие, – возразил я, несмотря на общую раздраженность и подавленность, достаточно самодовольно.

Он спросил напряженно:

– Может быть, вы тоже… из дальней эпохи?

– Это точно, – согласился я. – А как вы здесь оказались?

Он развел руками.

– Я не знаю. Я был человеком и… вроде бы им остался. И в то же время что-то во мне есть от нечеловека. Наверное, это плата? Я редко бываю хозяином самому себе. Иногда я как бы исчезаю… а потом появляюсь, когда здесь зима. Или исчезаю зимой, а появляюсь снова летом. И не знаю, только лишь весну пропустил или же много лет проскочило…