Денис Юрин - Проклятие дома Ортанов

– Не трогай повязку! Я скажу, когда снять! – прозвучал усталый голос молодого вельможи.

– Слушаюсь, Ваше Сиятельство, – прошептала в ответ белошвейка, вжавшаяся в угол кареты.

Карету почти не трясло, хоть ехала она довольно быстро, а мостовая не всегда была идеально ровной. Ортаны умели подбирать себе людей, и кучер был, бесспорно, лучшим возницей в Висварде, несмотря на то, что однажды все-таки оплошал и чуть не опрокинул карету на крутом повороте.

Однако не дорожные неудобства, не опостылевшая повязка на глазах и даже не неприятная компания, от которой Танва пыталась хоть как-то отгородиться, забившись в угол, беспокоили девушку, вселяя страх и неуверенность. Пленницу смущало совсем другое! Ее везли в неизвестность, ведь ни граф, ни палач так и не поинтересовались во время допроса, где же она спрятала цилиндр со свитком. Не расспрашивали ее о том и сейчас; попутчики хранили молчание, а возница вел экипаж уверенно, как будто уже получил подробные указания и точно знал, куда ехать. К тому же уж больно нелепой получалась охота! Даже начинающий ловец дичи или просто стрелок знает, что приманку следует или отпускать, или класть на видное место, а самому – прятаться в кустах и сидеть тихо. Ни один рыбак не шумит на берегу и не бегает по воде, а когда насаживает живца, внимательно следит, чтобы живая плоть прикрывала сталь крючка. Охотники везли ее с собой, а не отпустили, чтобы следить за нею. Только полный болван осмелился бы напасть на дичь, разъезжавшую по городу в сопровождении целого отряда вооруженных до зубов головорезов.

Танва не понимала задумку графа, поэтому боялась еще сильнее! «Куда едет карета? Почему два других экипажа отстали? Что сделают со мной, когда доберутся до места? Выпадет ли мне шанс бежать?» – эти вопросы мучили девушку куда сильнее, чем тот прискорбный факт, что ей, по большому счету, совсем некуда было податься…

Прожив в городе почти всю свою жизнь, девушка так и осталась в нем чужой. Танва практически никого не знала в Висварде, кроме хозяина лавки с его семейством да нескольких слуг, таких же нищих, запуганных и бесправных, как и она. Конечно, среди постоянных клиентов лавки было несколько симпатизирующих ей заказчиков, неоднократно намекавших, что с удовольствием возьмут красавицу под теплое крылышко и займутся ее судьбой, но к ним белошвейка обращаться не собиралась. Во-первых, они непременно потребовали бы пылкой благодарности за их участие, а во-вторых, просто отреклись бы от своих слов, как только узнали, что беглянку разыскивают слуги Тибара. Ни один дворянин, купец или состоятельный горожанин в Висварде не осмелился бы пойти против Дома Ортанов, тем более из-за смазливой, но глупой простушки, умудрившейся насолить очень влиятельным господам и накликать тем самым на себя беду.

Бессмысленно было искать защиты и у священников. Ближайший женский монастырь находился слишком далеко, а под святыми куполами городского собора нельзя было надежно укрыться. Расскажи она церковникам правду, ей бы не поверили, а возможно, и саму бы обвинили в сговоре с нечестивцами. Только оскверненная бесами душа способна чернить честное имя почитаемого в городе вельможи. Хоть с колдуньями в Висварде поступали довольно мягко: не пытали, не рвали раскаленным железом плоть, не сжигали на костре, а всего лишь топили в колодце, но Танва все равно не осмелилась бы пойти на такой риск. Если же она утаила бы истину и придумала иную причину гонения, например намекнула бы на слишком страстную натуру Тибара, то служители Веры все равно не поверили бы. Ее заперли бы в подвале, как обычную воровку, а затем выдали бы слугам Ортанов.

Плавное течение далеко не приятных мыслей неожиданно было прервано. Кучер пробасил «Пр-р-р-у-у-у! », лошади остановились, и двое из троих попутчиков девушки покинули экипаж. Остался один, и он тут же распустил руки: левой схватил за шею и грубым рывком притянул пленницу к себе, а правой быстро сорвал с ее глаз повязку. Как и предполагала Танва, это был сам Тибар.

– Не ори, ударю! – предостерег молодой граф, неправильно истолковав широко открывшийся рот девушки.

Танва и не думала кричать, она просто задыхалась, ведь пальцы вельможи слишком сильно сдавили ей горло. Мужчины порой чересчур примитивны в своем мышлении, в частности, они думают, что если дама открыла рот, то непременно будет ворчать или бесноваться в истерике.

– Сейчас ты выйдешь из кареты и отведешь меня туда, где спрятала эту чертову грамоту!

– Свиток, – поправила белошвейка графа, а затем, испугавшись блеска темно-карих, почти черных, глаз, робко добавила, – в цилиндре был свиток, Ваше Сиятельство…

– Не важно, – как будто гипнотизируя жертву тяжелым взглядом из-под нахмуренных бровей, произнес Тибар. – Свиток, грамота, манускрипт, разрешение на строительство нужника посреди площади… Меня совершенно не интересует, что это за бумага, мне лишь нужно, чтоб за ней пришел убийца моего брата! И вот что я тебе скажу, девица, – молодой граф не повысил голоса, да и на лице его не было заметно признаков гнева, отчего белошвейке стало еще страшнее, а руки девушки предательски затряслись. – Вздумаешь умничать, начнешь дурить, я не стану возвращать тебя Вернарду, я сам порву на куски! Веди меня к тайнику и не смей открывать рот!

Распахнув дверцу кареты, граф силой выпихнул девушку. Танва чуть не упала, но все же умудрилась сохранить равновесие на скользких булыжниках мостовой. Ее привезли на площадь Повядших Роз. Как и в прошлую ночь, лил дождь, вокруг не было ни души, только она, граф Ортан да улегшийся на козлах возница, наверняка привыкший дремать еще и не в таких условиях. Парочки слуг, вместе с которыми они ехали в карете, уже и след простыл… Видимо, у Тибара был какой-то особенный план, какой-то верный, проверенный способ ловить на живца убийц, но только не сведущая в подобных делах белошвейка его, увы, не понимала. Вопрос «А не лучше ли будет, если я пойду одна, а вы, Ваше Жестокое Сиятельство, немного поодаль?» вертелся у девушки на языке, но так и не был озвучен. Танва боялась Тибара даже гораздо сильнее, чем его палача, и поэтому не решилась нарушить запрет, не осмелилась заговорить с графом, явно не желавшим общения с нелепо выглядевшей в чужом платье простолюдинкой.

Они шли молча, почти рядом, но не под руку. Девушка почтительно держалась на расстоянии двух-трех шагов от чуть отстающего вельможи и все время оглядывалась по сторонам, рискуя поскользнуться и упасть в одну из огромных луж. Граф не делал ей замечаний и не приказывал не вертеть головой. Наверняка Тибар объяснял нелепое поведение пленницы страхом перед убийцей, который мог притаиться где угодно: в темной подворотне, которую они вот только прошли; на карнизе одной из крыш; за углом ближайшего дома. Далеко не каждый мужчина способен идти спокойно, зная, что в любой миг в воздухе может раздаться зловещее жужжание арбалетного болта или свист брошенного в спину кинжала. А что можно ожидать от девушки, видевшей в жизни только платки с простынями и умевшей лишь вышивать кружева?