Денис Юрин - Самый сердитый гном

– Начали! – произнесла Флейта и резко сжала кисть гнома.

Самоуверенная улыбка неожиданно слетела с губ Альто, а бугристые мышцы руки напряглись. Гном жал изо всех сил, но девушка молчала, стиснув побелевшие губы и гипнотизируя противника суровым взглядом. Поединок длился уже вторую минуту, оба противника стоически терпели боль, но не произнесли ни звука, только упрямо смотрели друг другу в лицо. Никто не хотел уступать, но удача изменила гному. Сначала предательски затряслась рука, затем задрожали уголки губ, а потом все могучее тело пробила мелкая дрожь, сопровождаемая звоном стальных доспехов. Румбиро не выдержал и застонал, Флейта тут же разжала руку. На черной дамской перчатке виднелось несколько капель свежей крови, а у Альто была содрана кожа между большим и указательным пальцами.

– Когда выступаем? – Флейта победоносно улыбнулась и гордо посмотрела на вытянувшиеся от удивления лица гномов.

– Через два дня, – сквозь сжатые от боли зубы простонал Альто, пытаясь унять боль и восстановить кровообращение в кисти.

Пархавиэль ничего не ответил, он подумал. Для Флейты этого было вполне достаточно, девушка виновато улыбнулась.

Вскоре посиделки закончились, Румбиро с Флейтой улеглись спать, плотно закутавшись в снятые со стены шкуры, а Пархавиэль добровольно остался на посту, хотя необходимости в дежурстве не было: если бы Зигер очнулся, то стонами перебудил бы всех, да и запоры на дверях прадеда были крепкими, застигнуть врасплох их не могли.

Зингершульцо устал, его клонило ко сну, но он специально не стал допивать вино и залезать под теплую шкуру. Холод, несомненно, самый жестокий и коварный враг, но при данных обстоятельствах он помогал гному, не давая погрузиться в дремоту.

„Нельзя спать, нельзя расслабляться, опять явится акхр. Я чувствую, он всегда появляется в трудную минуту. Я не выдержу новых кошмаров, сойду с ума! Нельзя, нельзя спать!“ – твердил как молитву гном, то и дело протирая слипающиеся глаза и сдерживая зевоту.

Пархавиэль медленно, но верно проигрывал схватку с утомленным организмом, щелочки глаз становились все уже и уже, а голова все ниже и ниже опускалась к полу. Гном бы непременно заснул и погрузился в мир кошмарных видений, если бы к концу второго часа мытарств у него неожиданно не появились бы союзники.

– Парх, прекрати, совсем замучил! Сам не спишь и другим вздремнуть не даешь, – жалобно простонала из-под шкуры Флейта. – Спасу нет: „Акхр придет, акхр придет!“ – долбишь, как дятел. Что это за зверюга такая пакостная, что спать не дает?! – Черт гномий, – донеслось из-под другой шкуры. – Про пакостника ты точно подметила, гад, каких еще поискать! Все помучить да поиздеваться норовит!

– Так и к тебе он тоже является?! – удивился Пархавиэль

Медвежья шкура закряхтела и заворочалась, из-под нее всклокоченной бородой вперед появилась сонная физиономия Альто.

– А ты чё, караванщик, думал, ты один такой, единственный и неповторимый?! Эта тварь каждого уважаемого гнома теребит, кто махаканские пределы покинул, ратно вернуться призывает! Вон у деда своего спроси, кивнул Альто в сторону мирно сопящего на кровати Рика. – Правильно я говорю, уважаемый?!

– Правильно, дошенька, правильно, милая, вот так давай, осторожнее, осторожнее, – замурлыкал во сне прадедушка Мисл и, блаженно улыбаясь, перевернулся на другой бок.

Видимо, Оме Амбр давно прекратил бесплодные попытки вразумить старика, и теперь гному снились только приятные сны.

– Он вроде памяти твоей да совести, которую сомнения гложут, – принялся объяснять окончательно проснувшийся Альто. – Я вон с людишками разными общался, у них, говорят, во снах тоже оказии всякие неприятные случаются: то в огне горят, то тонут, а бывает, и поколачивает их кто!

– И не такое случается, – поддакнула Флейта.

– Только у людей это спонтанно получается, они по пробуждении часто и не помнят, что только что с ними творилось. А мы, гномы, существа более обстоятельные, у нас все по полочкам, по порядку…

– Так он что, выходит, не настоящий?! – До Пархавиэля неожиданно дошло, что Омса Амбра на самом деле не существовало, это был концентрированный, воплощенный в чудовищной форме подсознательный страх перед новым миром, новой жизнью, боязнь потери старого, хорошо известного.

– Не знаю, – пожал плечами Альто и откашлялся. – Настоящий, ненастоящий, кто же его, шелудивого, разберет. Я только одно знаю: чем дольше ты среди людей и здешних гномов обитаешь, тем реже эта рожа тебя во снах тревожить будет. Я вон лет десять, как из Махакана сбежал, так он теперь раз в год только является и то мельком, украдкой… нашкодит и пропадет, а раньше чуть ли не каждую ночь жаловал!

– Страсти какие, – хмыкнула Флейта и снова залезла под шкуру в надежде хоть немного вздремнуть.

– Послушай, – заговорщически прошептал Пархавиэль, – а есть способ какой, ну это… то есть… того… дело ускорить, чтобы, значит, и ко мне не чаще раза в год?!

– А кто ж его знает? Я в ученые тонкости не вникал, – честно признался Альто. – Достал меня паскудник как-то сильно, ногой ему по морде рогатой заехал, после того и спал год спокойно!

Альто поделился с товарищем народной махаканской мудростью и с чувством выполненного долга отошел ко сну. После сбивчивых, но доходчивых объяснений у Пархавиэля стало легче на душе, и гном решился поспать. Хитрый, зловредный Оме Амбр почувствовал боевой настрой подопечного и на этот раз не появился.

Рука была сильной и настойчивой, ее хозяин тряс Пархавиэля за плечо, не обращая внимания на сонную ругань и жалкие попытки гнома освободиться от хватки цепких пальцев. В крайне плохом расположении духа и сгорая от нетерпения проучить нахала, осмелившегося потревожить сон уважаемого и степенного гнома, Зингершульцо открыл глаза. Крикнуть он не успел, рука быстро разжала пальцы, отпустила плечо и плотно прикрыла ладонью раскрывшийся было рот. – Тише ты! – прошептал стоявший перед ним на коленях Альто.

Вторая рука рослого гнома была занята, она поспешно подтягивала ремни стальных доспехов. Массивная булава и шлем, лежавшие рядом, а также встревоженный вид гнома, вслушивающегося в тишину, лучше любых слов говорили, что рядом находился враг, хитрый и осторожный, не пытавшийся сразу ворваться в дом, а предпринявший все меры предосторожности. Наверное, он стоял сейчас где-нибудь поблизости – на крыльце или под окном – и старался определить по доносившимся изнутри звукам, сколько гномов пряталось в доме.

– Вставай, одевайся, на крыльце кто-то есть! – скомандовал Альто и, убрав наконец-то потную и липкую ладонь от лица Пархавиэля, принялся будить спавшую Флейту.

Зингершульцо прислушался. За окном гудел ветер, и звонко барабанили о крышу капли дождя, других звуков не было, по крайней мере он ничего не услышал.