Денис Юрин - Самый сердитый гном

– Как открылось, так и прикроется! – недовольно пробурчал Пархавиэль, поспешно закутавшись в плащ. – Кожанку-то мою куда пристроить?

– Возьми с собой, по дороге выкинешь, – очнувшись, произнесла девушка и отвела взгляд, как показалось гному, устыдившись проявленного ею интереса к его мускулистым рукам.

– Как выкинуть, зачем выкинуть?! – затараторил Пархавиэль, интенсивно моргая вытаращенными глазищами. – Вещь хороша, мне с боем досталась, не вот так на помойке нашел, а ты «выкинешь»!

– Ну куда она тебе, чудо низкорослое?! – насмешливо произнесла Флейта, хлопнув от негодования ладонью по изящной коленке. – Надеть-то ты ее все равно больше не сможешь!

– А это еще почему?!

– Сам рассуди! Если мы ночью на банду гномов натолкнемся, и бой завяжется, то как нам тебя отличить-то прикажешь? Для меня и днем вы все на одно рыло, а ночью тем паче не разобрать! На всех кожанки одинаковые, еще зашибем ненароком!

Резко оттолкнувшись ногами от пола, девушка вскочила с мешка и направилась к выходу. Подобрав приглянувшуюся ему утреннюю звезду, единственное оружие из богатого арсенала банды, чью рукоять не надо было укорачивать под гномью руку, Пархавиэль нехотя последовал за девушкой. Брезгливое и недоверчивое отношение к нему членов банды раздражало гнома, ему хотелось пустить в ход кулаки и на деле опровергнуть лживый постулат Индорианской Церкви о превосходстве человеческой расы. Однако Зингершульцо стойко терпел насмешки и косые взгляды. Конечная цель оправдывала не только грязные средства, но и те унижения, через которые гному предстояло пройти.

Стук колес, сопровождаемый легким покачиванием крытого фургона, да свист ветра, резвящегося над бескрайними просторами порта, – вот и все звуки, которые слышал Пархавиэль по дороге на свой первый разбой. Четверо сидевших бок о бок разбойников не проронили во время пути ни слова. Ни вкрадчивые перешептывания, ни молодецкие бахвальства, ни горькие воспоминания о неудавшихся делах не нарушали гробового молчания. Тишина раздражала, она создавала в голове гнома зловещую пустоту, которую в любую минуту могли заполнить страхи и угрызения совести.

«Уж лучше бы они долдонили без умолку, как дятлы, делишки бы свои грязные вспоминали, – думал Пархавиэль, нервно теребя толстыми пальцами мелкие звенья кольчуги. – Воровские россказни да бандюжьи словечки я бы еще стерпел, честное слово, стерпел бы, но этого безмолвия – не могу!»

– Не дергайся, оно всегда так бывает впервой, – раздался над ухом Пархавиэля вкрадчивый женский шепот как раз в тот самый момент, когда гном уже решился нарушить слово, данное Тальберту, и на ходу выпрыгнуть из телеги. – Ты же вроде был караванщиком, как полковник рассказывал. Чего тебя так корежит? Перед боем всегда нервишки пошаливают, пора бы привыкнуть!

– Так то перед боем, – прошептал в ответ Пархавиэль, почему-то стесняясь повернуться и посмотреть Флейте в лицо.

За спиной гнома раздался тихий, сдавленный смешок. Запахло миндалем и лепестками роз, шею гнома приятно защекотали тонкие волосы Флейты, почти касавшейся влажными губами мочки его оттопыренного уха.

– А какая разница: что бой, что ночной налет? И там, и там кровь льется да добыча делится. Поверь, это та же самая война, только намного прибыльней и безопаснее. Мы всегда нападаем первыми, внезапно для врага, а значит, и удача за нас! Если тебе будет легче, представь, что мы на войне. Мы маленький, попавший в окружение отряд, пробирающийся к своим через вражеские ряды. Нет стражников и мирных жителей, невинных жертв и честных людей. Вокруг только вражеские солдаты и их прихвостни, жаждущие содрать с тебя кожу живьем иль вздернуть на первом суку. Никакой жалости, никакого сострадания: или мы, или они, иного не дано!

Как ни странно, но от слов девушки стало легче на гномьей душе. Разум Пархавиэля прекрасно понимал натянутость и абсурдность проводимых Флейтой сравнений, но сердце почему-то перестало учащенно биться в груди, а кровь уже не барабанила по вспотевшим вискам. Идя на бой, солдат должен быть убежден в своей правоте, иначе гибель неизбежна. Доводы, доказывающие обратное, отступают, тонут в напряженном потоке сознания, бьющегося в агонии и пытающегося второпях создать хоть какую-то логическую цепочку своей духовной непогрешимости. Только так можно оправдать весьма неприглядные действия, которые вскоре предстоит совершить.

Толчок застал бандитов врасплох. Лошади мгновенно остановились, повинуясь воле резко натянувшего поводья возницы. Сила инерции откинула Пархавиэля назад, прямо в объятия не успевшей вовремя отпрянуть Флейты. Руки гнома инстинктивно прикрыли лицо и спасли тем самым его переносицу от сильного удара кованого каблука одного из сообщников. Ругань и чертыханья – непременные спутники любого внезапного падения – так и не нарушили тишины тесного и темного пространства. Придавивший Пархавиэля бандит едва слышно крякнул от боли, а затем молча закопошился, отползая в сторону.

Инстинкты формируются медленно, на это уходят месяцы, а порой и долгие годы, но зато, если уж они образовали устойчивую линию поведения в неожиданных ситуациях, ничто не способно нарушить последовательную цепочку действий. Никто из сидевших внутри не знал, что именно послужило причиной непредвиденной остановки: тело валявшегося на дороге пьянчужки или приказ внезапно появившегося перед телегой ночного патруля.

– Да слезешь ты с меня наконец?! – вывел Зингершульцо из оцепенения раздраженный шепот Флейты, ворочавшейся под его грузным телом. – Если ты меня потискать решил, коротышка, то выбрал не самый подходящий момент!

Пархавиэль поспешно откатился в сторону. Сгорая со стыда и не зная, как оправдать свое чересчур затянувшееся пребывание на груди девушки, гном собирался пуститься в долгие извинения, но шероховатая, пахнувшая солеными огурцами и чесноком ладонь разбойника крепко зажала ему рот.

– Тихо, потом сбрехнешь чего-нибудь! – прошептал ему на ухо картавый, низкий голос.

Снаружи раздались шаги, послышался скрежет железа, потом стало светло. Свет от зажженных факелов пробился сквозь туго натянутую ткань тента внутрь повозки. Стражники о чем-то расспрашивали сидевших на козлах Тальберта и Громбера, затем огни переместились к задней части фургона. Повозку слегка качнуло, послышались крик и звон металла о мостовую. Заплясали огни, лязг оружия разорвал тишину ночи.

– Началось! – громко выкрикнул затыкавший рот Пархавиэлю бандит и, отпустив гнома, быстро выпрыгнул из фургона.

Остальные члены шайки тут же последовали за ним. Зингершульцо немного замешкался, а когда ему все-таки удалось выбраться наружу, схватка уже была окончена. Пронзенное мечом насквозь тело последнего солдата падало на мостовую, но было на лету подхвачено сильными руками Громбера. Лысый великан привычным движением закинул труп стражника на плечо и потащил его к парапету. Бросок, плеск воды под мостом, и еще один патруль стражи бесследно исчез в тиши альмирской ночи.