Денис Юрин - Имперские истории

– Хочешь меня убить или милостиво запереть в тюремном подземелье лет эдак на пятьдесят?

– Хотела бы, тогда так не распиналась бы. – Лиор отдала должное выдержке солдата. Не каждому было дано сохранить хладнокровие в стенах имперской разведки, откуда выходил на свободу лишь один из десятка вошедших.

– Есть предложение, я слушаю, но должен предупредить: я солдат, а не убийца, профиль не тот для темных делишек!

– Вот и славно, что мы так быстро нашли общий язык. Терпеть не могу долго уговаривать, противно, да и уважение к оппоненту теряешь. – Карина одарила Анри одним из самых многозначительных взглядов, намекавшим на наличие у бедного провинциального дворянина отличных перспектив в скором времени разбогатеть и заметно улучшить свое положение в обществе. – С местью тебе придется немного повременить, поедешь со мной на юг! Человек, знающий побережье и умеющий постоять за себя, мне пригодится. О цели поездки и о пункте назначения сообщу после отъезда. Возвращайся в гостиницу, на закате за тобой заедут. Все, иди, у меня еще много дел, а отказа все равно не приму. Ты же не дурак, понимаешь, с кем связался!

Карина позвонила в колокольчик, и на пороге появился бородатый мужчина в красно-черном мундире без знаков различия.

– Кариб, сопроводи господина отставного лейтенанта до гостиницы и оставь с ним пару твоих людей. Господин Фламер оказал нам неоценимую услугу, и ему, возможно, захотят отомстить шпионы Джабона, – отдала приказ баронесса и вернулась за стол. – Да, совсем позабыла, прихвати с собой лекаря и предупреди его вместе с трактирщиком. Расходы по проживанию и лечению господина Фламера берет на себя полковник Фонжеро.

Ночь, тишина, детишки играют в прятки. Ветер за окном гудит, колотятся висельника пятки, Без кожи и мяса остался Бертран, истлел и сюртук, и кафтан.

Рифма слабенькая, стишок пошлый, грубый, к тому же совершенно бессмысленный. Кем этот Бертран при жизни был: уважающим себя разбойником или сумасшедшим побирушкой? Кто же кафтан и сюртук одновременно носит? А прятки тут при нем, тем более ночью? Разве по ночам детишки шалят? Нет, детки спят, свернувшись калачиком и пуская слюнки. Ночь – время взрослых оболтусов: кто в спальни чужих женщин лазит, кто ворует да грабит, а самые занудные из поганой людской породы напьются, как околоточный, и давай творить всякое безобразие: кисти махрить, струны терзать да из башки дурной завихрастые мыслишки на бумажонку выплескивать. Как будто у всех остальных делов других нет, живут только для того, чтобы над очередным трактатиком иль похабной песенкой головенку поломать, притом похабной не столько из-за свинского и скудного на мысли содержания, сколько из-за убогости формы. А как спросишь такого вот «творца», о чем, дескать, бессмертное произведение твое? Он напыжится, щеки раздует, как бобер, корой объевшийся, глазенки мутные выпучит, а потом вдруг и ляпнет: «О жизни». Так и хочется ему вслед добавить: «…которой я не видел и не знаю!», а потом под зад коленкой, раза два-три, чтоб сидеть подольше не мог!

Вон эту песенку веселенькую какая-то пьянь балаганная придумала: смысла нет, от слов тошнит, мотивчик простенький, трехаккордный, а ведь кому-то такое убожество нравится! Ко мне тоже прилипла, спасу нет! Жаль, рифмоплет-струнотерзатель лет уж двести, как спился, а то нашел бы паршивца да отходил бы вожжами по голым пяткам, вусмерть отходил бы!

Небо над лесом было на удивление черным, ярко светили звезды и кособокий овал луны. Перевернутая карета на обочине; множество конских и людских следов на дороге; оторванные лоскуты материи; несколько погнутых стальных пластин, бывших недавно частями доспехов, и кровь, много крови – явные признаки разыгравшейся несколько часов назад трагедии.

Бесцветное, почти прозрачное облако облетело кругом место стычки путников со стражей и застыло возле дерева, на толстых ветках которого мерно раскачивались плоды кровавой жатвы: пять изуродованных трупов. Крайний справа за неимением головы был подвешен за руки.

Ага, традиционное человеческое украшение – висельники обыкновенные, свежачки, правда, слегка подпорченные. Ну, ничего, праздника вскорости вроде бы нет, так что к качеству игрушек-повисушек придираться не стоит, изготовлены наспех из того, что под руку подвернулось. Посмотрим, посмотрим, кем были при жизни последователи легендарного Бертрана?

Странная компаньица: безголовый пират – гроза морей, приблуда-воровка и трое графских слуг. О чем только растяпы-стражники думали?! Нужно было отсортировать: преступников на одну ветку, а их спесивых конкурентов из крестьянской глубинки – на другую, а то как-то неправильно получается, вперемешку, без логики, здравого смысла и порядка.

Облако уже отлетело в сторону, как вдруг резко подалось назад и обволокло фигуру среднего висельника.

Насколько они бестолковы, эти люди. Пишут законы и тут же сами их нарушают, раздают титулы с привилегиями, а затем кучка взбесившихся от неограниченной власти стражников без суда и следствия вздергивает на суку владельца здешних земель. Да, я не ошибся, этот длинноволосый висельник на самом деле граф Карвол. Угораздило же его страже под горячую руку попасться, да еще, поди, необузданная молодая кровь взыграла. Наверняка возмущаться простофиля высокородный начал, дескать: «Как посмели прихвостни герцоговы на моих землях хозяйничать?!» А у самого соображалка не домыслила, что как обычный голодранец-наемник одет, что конвой всего пара человек, вот и поплатился за свою беспечность. Жаль, у меня на него планы были, без него дальше никак. .. не выйдет ничего. .. Видать, придется снова вмешиваться.

Внезапно из глубины придорожного оврага послышался тихий стон. Облако собралось, уплотнилось до размера маленькой точки и стремительно понеслось к источнику звука, которым оказался умирающий гном. Падение Пархавиэля было неудачным. Переломанные в коленях и лодыжках ноги были далеко не самыми ужасными последствиями полета с отвесного склона.

Защищенная толстым слоем мышц грудная клетка и крепкий череп выдержали удар, но позвоночник переломился в двух местах. Это уже не Пархавиэль Зингершульцо, не косматый и добродушный гном, а груда мяса и костей, одним словом, труп. Во люди! Рвутся к свободе, а сами шагу ступить не могут. Чуть за ними не уследишь, сразу все испоганят. Жил себе гном, жил, никого не трогал, в чужие дела не влезал, а как только с парочкой авантюристов связался, на следующий день трупом оказался! Теперь уже точно вмешиваться придется, а как не хочется…

Маленький шарик опустился на землю рядом с еще теплым телом Пархавиэля, а затем стал увеличиваться. Через минуту весь овраг был окутан облаком густого тумана, через три – лес целиком обволокла вязкая пелена.