Эдуард Веркин - Кошки ходят поперек

– Нет, я не про того перца... Ладно. Тут в фильме одна вещица меня заинтересовала. В сарае.

– Да у него много там разных вещичек интересных, кунсткамера сплошная. Гобзиков – он изобретатель. Механик, типа.

– Механик? – снова удивилась Лара.

– Угу, – кивнул я. – Юный химикас, короче. Пуговичник говенный...

– У него на самом деле много интересных вещей... Он пустит посмотреть?

Вот уж вот. Не ожидал, однако.

– А чего не пустит-то? – сказал я. – Пустит. Можем прямо сейчас поехать, если хочешь. У меня мопед. Ты на мопеде не боишься?

– Не. На мопеде классно, наверное...

Молодец, подумал я. Девчонки не любят мопедов и мотоциклов, от них у девчонок прически портятся. А Ларе, видимо, по барабану. Но на всякий случай я сбегал домой, в свою комнату, достал танкистский ретрошлем – в своем я как-то катал Мамайкину, не хотел, чтобы Лара надевала шлем после нее. И старые авиаторские очки принес, даже еще в кожаной оправе. Куртку брать не стал, куртка у Лары своя была.

От шлема Лара не стала отказываться, а очки упрямо оставила свои. Вид у нее был, правда, слегка инопланетный, но даже оригинально так получилось. Я сбегал на кухню, утянул пол лимонного пирога, завернул половинку в фольгу. Потом мы прошли в гараж.

Я заправил мопедку, и мы выкатились на улицу. Дорогу на улицу Красных Партизан я теперь знал, посему решил немного срезать через центр, проскочить по второстепенным улочкам. Ехал быстро, с завалами и чирками, но Лара на все мое искусство езды внимания не обращала, видимо, подобные скорости ей были не в новинку.

Мы ехали по нешироким улочкам, ехали, все было нормально, но роняйка, присосавшаяся к моей шее, продолжала свою разрушительную деятельность. Нет, я не упал, хотя, может быть, было бы лучше, если бы я упал. Хотя нет, не лучше, я все-таки не один был.

На перекрестке улиц Водопьянова и Станкостроителей я заметил их. По тротуару под голыми прутастыми тополями шагали Мамайкина и Лазерова. Лазерова с пекинесом, Мамайкина сама по себе. Во крапива, не в тему совсем, роняйка.

Я быстренько огляделся в поисках какой-нибудь там подворотни. Подворотен в обозримом пространстве не намечалось, свернуть было некуда. Да и Мамайкина меня уже заметила, сначала слегонца оторопела, затем быстренько зашепталась с Лазеровой и принялась указывать в меня лакированным ногтем мизинца.

– А, блинн, – ругнулся я и принялся снижать скорость.

Лара все поняла и не стала ничего спрашивать. Что тут спрашивать, и так все понятно.

Мамайкина же и Лазерова изобразили, будто нас не видят. Пока не видят, увидят, лишь когда мы подъедем ближе. Линия поведения была для меня вполне прозрачна – надо вести себя спокойно и естественно, как ни в чем не бывало.

Поэтому я тормознулся, швартанулся, улыбнулся.

– Привет, девчонки! – бодро сказал я. – Гуляете?

– Мы-то гуляем, – ехидно улыбнулась Лазерова, – а вы куда? За ежевикой?

Мамайкина равнодушно смотрела в сторону, будто меня не было.

– К Гобзикову едем, – небрежно бросил я.

– К Гобзикову? – удивилась Лазерова. – Зачем это?

– Как интересно, – лисьим голосом пропела Мамайкина. – А раньше вы с этим Гобзиковым вроде бы подрались. Ты, кажется, его одежду выкинул?

– Ну подрались, – сказал я. – И что? Мало ли кто с кем дрался? Братья Райт все время дрались, а ничего, самолет изобрели.

– Вы что, братья? – осведомилась Мамайкина с презреньем. – Да... Родственнички у тебя...

– Правильно говорят, от ненависти до любви один шаг. – Лазерова дернула пекинеса, пекинес жалобно тявкнул. – Вы что, тоже самолет изобретаете?

– Говнолет, – не удержался я.

– Я же говорю, от ненависти до любви – один шаг, – повторила Лазерова.

– Обратно тоже, – заметила Мамайкина. – Лара, а ты у нас в драмкружке не хочешь поучаствовать?

– Хочу, – ответила Лара.

– Вот и отлично. Приходи завтра в два в актовый зал...

– А я? – спросил я. – Ты же говорила, что я тоже могу...

Мамайкина пожала плечами.

– Я тоже приду, – сказал я. – Обязательно приду.

– Приходи, – улыбнулась Мамаиха. – У нас нет никого на роль Сопливого Тишки...

Лазерова и Мамайкина дружно заржали, ха-ха-ха, ха-ха-ха.

– Слушай, Мамайкина... – начал было я.

– Нам пора. – Мамайкина взяла Лазерову под локоть. – Правда, Лена?

– Правда и истина, – подтвердила Лазерова.

Они уже хихикнули и направились дальше по улице.

– Метелки... Сопливый Тишка. А кто такой Тишка вообще?

– Собака, наверное, – ответила Лара. – Пес.

– Пес, значит...

Я сплюнул через зуб, пнул кикстартер. Несколько сильней, чем нужно, пнул, стартер ответил мощной отдачей, рычаг ударил мне по голени. Я рыкнул и вывернул ручку газа. Мопед плюнул из глушака огненной струей и дернул вперед.

Мы провизжали по городу, распугивая весенних ворон, провизжали по Берлину, остановились возле дома по улице Прасных Картизан.

Дом 8а претерпел изменения. Дверь покрасили в синий цвет, а с торца поставили самодельные железные качели. Быстро. Качели не пустовали, на них с упорными лицами раскачивалась уже знакомая мне шпана в количестве двух штук. Хорошо раскачивалась, с явным намерением свернуть шею.

Завидев меня, Лару и мопед, шпана свалилась с качелей, подбежала поближе и предложила услуги по охране техники от вражеских посягательств. Потребовала двадцатку. Я выдал мелким вымогателям по червонцу на леденцы, и шпана великодушно сообщила, что Егор сейчас в сарае, прямо и направо.

– Он там все время торчит, – сообщила шпана.

Я и Лара пошли прямо и направо, впрочем, я знал, куда идти.

Сарай тоже немного изменился. Правый угол был выкрашен той же синей дверной краской, на остальной сарай то ли краски не хватило, то ли усердия.

– Синий угол... – пробормотала Лара.

– Ну да, синий. И что?

– На четыре ветра, в полтора километра, мертвою водой, проросла лебедой, на синий угол, глазами от пугал...

Лара шептала. Какую-то бессмыслицу шептала, какую-то ерунду, бред, набор плохо срифмованных слов...

Но я почувствовал, как закружилась у меня лебеда, то есть голова. Мгновенно закружилась, до тошноты.

Я посмотрел на Лару с некоторым испугом. То, что она сказала, уж очень было похоже на заклинание.

– Это стихи, – пояснила Лара. – Один паренек написал. Странный такой был... Может, войдем?

Я пнул дверь, и мы вошли.

Гобзиков вскочил из-за стола. Он не ожидал. Нет, может, меня он и думал встретить, но Лару не ждал точно. Он как-то засуетился и даже принялся причесываться.

– Здравствуй, Егор. – Лара сразу подошла к нему, пожала руку.

– Здравствуй... – Гобзиков был растерян. – А я тут паяю...

Гобзиков указал на стол. Гнал он, гнал, нагло обманывал. Ничего он не паял. Холодным паяльником нельзя паять. Я вгляделся в обстановку внимательнее и обнаружил торчащий из-под сгоревшего тогда агрегата краешек бумаги. Гобзиков работал с бумагами. Что-то там изучал.