Джеральд Бром - Косиног. История о колдовстве [litres]

Добежав до деревни, шериф Питкин со всех ног бросился прямиком к дому собраний. У входа он обнаружил небольшую толпу и схватил за плечо Феликса Джеймса.

– Бей в колокол! Живее! Звони, пока все сюда не соберутся! – крикнул он и повернулся к остальным, встревоженно уставившимся на него. – А вы ступайте, соберите всех, кого сумеете отыскать. Скажите: пускай прихватят мушкеты, шпаги, топоры и поскорее идут сюда. Шевелитесь!

– Что там стряслось? Индейцы?

Вопросы посыпались градом.

– Тихо! Молчать всем! – заорал шериф. – Деревне грозит нешуточная опасность. На нас идет ведьма – да не одна, с друзьями.

Лица собравшихся посерели от ужаса.

– Оборону держать будем здесь… в доме собраний. Господь защитит нас, но и самим сидеть сложа руки нельзя. Вперед! Скорее!

Зазвонил колокол, и вскоре к дому собраний чередой потянулись жители Саттона. Взявший на себя командование обороной, шериф первым делом собрал всех стариков, женщин и детей в центре зала и велел оградить их баррикадой из церковных скамей.

Пришли в дом собраний и преподобный Коллинз с преподобным Смитом.

– Ваши преподобия, – окликнул их шериф, – берите под начало всех неспособных держать оружие, пусть молятся вместе с вами. Сегодня помощь Господа нужна нам, как никогда.

Перепугались проповедники не на шутку, однако согласно кивнули, собрали не годных для боя саттонцев в круг и повели их в молитве.

Сам шериф, собрав вооруженных мушкетами, принялся налаживать оборону. Для начала дом собраний окружили кольцом факелов, чтоб ясно видеть всех приближающихся.

Окон в доме собраний имелось всего четыре, по два на каждую из боковых стен. У окон шериф разместил по полудюжине человек, а еще полудюжине отвел пост у дверей, за наскоро возведенной баррикадой, и наказал всем стрелять по очереди, чтоб кто-то в любой момент мог вести огонь, пока остальные перезаряжают оружие.

Оглядевшись вокруг, шериф Питкин задумался, как бы еще укрепить оборону.

«А как, собственно, человеку от ведьмы оборониться? Молитвами разве что», – рассудил он и двинулся от окна к окну, пристально вглядываясь в темноту в ожидании новых хитростей ведьмы и негромко молясь вместе с проповедниками. Теперь оставалось лишь ждать, держать ухо востро, да надеяться, что Господь защитит Саттон от козней Нечистого.

Правя повозкой, Ансель то и дело оглядывался, нисколько не сомневаясь, что ведьма и ее мелкий бес, жаждущие мести, мчатся следом за ними, что сзади вот-вот донесется зловещий вой, а в темноте вспыхнут алым огнем их глаза. Дрожь пробирала до самых костей, но вдруг вдали зазвенел колокол дома собраний, подтверждая, что беда – там, позади, и Ансель слегка успокоился.

«Удачи вам, добрые жители Саттона, – подумал он. – А ведь, будь вы немножко внимательней к старику с его болтовней о дьяволах, глядишь, и невзгоды обошли бы вас стороной».

Повозка миновала мост Уильямсов, а это значило, что до усадьбы Уоллеса уже рукой подать. Тут Ансель снова задумался, не стоит ли остановиться и предупредить его о происходящем.

– Зачем лошадей придержал? – прикрикнул на него судья. – Не смей хода сбавлять, пока я не велю!

– Сэр, Уоллеса надо бы…

– Не сбавлять хода, пока я не велю!

Ансель щелкнул вожжами, и в тот же миг перед лошадиными мордами откуда ни возьмись появилась какая-то тварь – с виду вроде бы рыба. Испуганные воплем «рыбы», обе лошади круто свернули влево, в гущу кустарника у обочины. С разгона наехав на что-то твердое – то ли бревно, то ли камень, повозка подпрыгнула, и Анселя с судьей Уотсоном сбросило со скамьи.

По меньшей мере, раз кувыркнувшись в воздухе, Ансель рухнул спиной в кусты и замер в ожидании жуткой боли. Обойтись хотя бы без парочки сломанных костей такое падение наверняка не могло, но время шло, а опасения Анселя все не сбывались. Отважившись сесть, он обнаружил, что отделался всего-навсего несколькими царапинами.

Судье, однако ж, повезло куда меньше. Беспомощно распростершийся в траве неподалеку, его честь жалобно, громко скулил.

Поднявшись на ноги, Ансель даже в тусклом свете луны вмиг разглядел, как жутко изломаны, изувечены его ноги. Перешагнув через судью, он оглядел повозку в надежде вывести лошадей на дорогу и поскорее отправиться дальше, однако и лошади, и упряжь, и повозка безнадежно запутались в колючих кустах. Да, повозка, считай, пропала…

Тут он заметил Сару. Каким-то чудом не выпавшая из повозки, Сара по-прежнему сидела на ее дне, позади, ошеломленно глядя вокруг.

Подскакавший Джейкоб резко осадил лошадь, подняв ее на дыбы, спрыгнул наземь и бросился к воющему судье.

– Держитесь, сэр! Лубки наложим, и скоро дальше поедем! Ансель! Эй, Ансель! Будь добр, подсоби-ка чуток!

Но оклик стражника остался без ответа. Ансель замер, не сводя глаз с двоих, идущих к ним вдоль дороги. Кровь в его жилах обернулась льдом: голову одного из идущих венчали рога.

– О Боже… Господи… Господи…

– Ансель! – снова позвал его Джейкоб. – Помощь нужна!

– Дьявол!!! – завопил Ансель.

Казалось, его выпученные рачьи глазки вот-вот выскочат вон из глазниц.

– Что?

Подняв взгляд, Джейкоб тоже увидел идущих.

– Господи Иисусе!

Отпустив судью, он выхватил из-за пояса пистолет, прицелился, выстрелил, и тут, во вспышке выстрела, Ансель разглядел все, что ему требовалось. Метнувшись к лошади стражника, он схватил поводья и прыгнул в седло.

– Мушкет! – крикнул Джейкоб.

Мушкет у Анселя был под рукой, в притороченном к седлу чехле, однако оружия стражнику Ансель не отдал и даже не помышлял отдавать. Думал он об одном – о бегстве. Пришпорив лошадь, Ансель с криком помчался прочь. Стражник что-то кричал ему вслед, но вскоре его крик перешел в жуткий пронзительный вопль. Век бы такого не слышать, однако вопль настигал, сверлил затылок, беспощадно впивался в мозг.

– О, нет! О, нет! – приговаривал Ансель, шпоря и шпоря коня, мча прочь во весь опор, без оглядки, не желая ни видеть, ни знать, что творится там, за спиной, желая лишь одного – убраться отсюда подальше.

– Ничего. Спрятаться тебе некуда.

Проводив взглядом Анселя, Абита взглянула в лицо Джейкоба, юного стражника, распростертого на земле, в луже собственной крови, но это зрелище не пробуждало в сердце никаких чувств, кроме жалости: этот, как ни крути, был к ней на свой лад добр. Вздохнув, Абита перевела взгляд на стонущего в кустах судью.