Джеральд Бром - Косиног. История о колдовстве [litres]

Демоны в черепе зашипели, затопотали, придвигаясь ближе и ближе.

– Но отыскать все части своей души, связать их воедино по силам только тебе самому, – продолжал Лес. – Ищи оленя, Отец. Выходи на свободу. Другого шанса не будет. Не мешкай, выходи поскорей, иначе ни детей твоих, последних из дикого люда, ни Абиту, ни твою собственную душу ничто уже не спасет! Взгляни же себе в лицо! Взгляни!

В проеме коридора, ведущего к выходу, показался вернувшийся Мамунаппехт. В руке он держал посох с раздвоенным концом и сетью, растянутой меж рогулек на манер паутины. Сеть влажно, клейко поблескивала. В другой руке он нес мешок. Внутри мешка кто-то дергался, копошился, безуспешно пытаясь выбраться.

– Как же я рад тебя видеть, – заговорил шаман, обращаясь к Лесу. – И тебя, и твоих друзей.

С этим он небрежно встряхнул мешок. Изнутри жалобно заскулили, запищали Небо с Ручьем.

Мамунаппехт, улыбнувшись, вошел в подземелье.

– Я уж всерьез боялся, что ваше племя исчезло без остатка. Боялся, что дни мои сочтены. Но теперь-то всем этим страхам конец. Ваша кровь и кровь ваших собратьев придаст мне сил, вернет к жизни эти старые, порядком уставшие кости, – с плотоядной усмешкой продолжал он. – Вдобавок, сегодняшний день удивительно щедр на подарки. Твои друзья поделились со мной кое-каким секретом. Хотя, должен признаться, чтобы извлечь его из них, потребовалось немало боли и колдовства.

Тут-то Самсон и заметил на мешке пятна крови, сочащейся изнутри.

– Однако секрет вполне стоил стараний. Ах, что это за секрет! – Сощурившись от удовольствия, шаман причмокнул губами. – Победа за мной, малыш. Сколько же лет прошло… но вот оно мое. Паупау мое. Теперь мне никто и ничто не помеха. Я стану править этими землями, лесами, людьми – всеми людьми, сколько их ни найдется. Теперь они живо выучатся преклонять предо мною колени.

Лес, спрыгнув на пол, метнулся влево, вправо, шмыгнул мимо шамана во тьму коридора, однако Мамунаппехт с необычайным, сверхъестественным проворством взмахнул посохом и накрыл опоссума сетью. Лес завизжал, забился, точно сеть обожгла его огнем, но вырваться не сумел. С маху швырнув Леса об пол, шаман наступил ему на шею и придавил к земле.

– Дай демонам бой, Отец! – крикнул Лес. – Скорее, не мешкай!

– Олень тебя не услышит, – хмыкнув, заверил его Мамунаппехт. – Сгинул он, и на этот раз навсегда. Оттуда, куда он отправлен, возврата нет.

Шаман снял с пояса нож.

– Стой! – закричал Самсон. – А ну, прекрати!

С этими словами он устремился вперед, прижался лицом к черепу изнутри. Демоны взвыли, да так, что их вой клинком вонзился в самое сердце, в самую душу, и Самсон взвыл с ними вместе.

Шаман в изумлении уставился на череп.

– Нет! – вскрикнул он. – Как ты сумел проснуться?!

Но тут взгляд его остановился на скомканной маске под ногами, и Мамунаппехт заговорил совсем по-другому – негромко, вкрадчиво, успокаивающе.

– Спи… Тебе нужно уснуть… Только в этом твое спасение…

– Отец! – завизжал Лес. – Не взду…

Мамунаппехт сильней придавил ногой его горло, заставив опоссума, задохнувшись, умолкнуть на полуслове, наклонился, свободной рукой подобрал маску и вновь накрыл ею череп. Едва маска вернулась на место, все вокруг заволокло мутной пеленой, все звуки сделались тише, и пауки хлынули к Самсону волной, окутав его мягким, покойным коконом.

Как только в глазах Самсона потемнело, демоны разом угомонились, двинулись прочь.

– Спи , – донеслось откуда-то издалека, да так сладко, так соблазнительно. – Только сон положит конец несчастьям и кровопролитию. Только сон избавит тебя от мук. Усни же. Усни …

Как Самсон ни боролся с дремотой, голос шамана нежной рукой влек его за собой, все дальше и дальше, глубже и глубже во тьму, в сладостную, уютную тьму.

– Спи, – ворковал шаман. – Только сон может остановить Хобомока…

– Хобомока… Хобомока…

Это имя отдалось эхом под сводами черепа, кольнув, вонзившись в самую душу.

– Хобомока… Хобомока… ХОБОМОКА , – все громче и громче звучало вокруг.

«Я не Хобомок!»

Демоны снова придвинулись ближе, столпились совсем рядом, за самой спиной. От каждого веяло голодом, нарастающей яростью, жаркое дыхание демонов жгло затылок. Еще миг, и демоны заворчали – поначалу негромко, но вскоре, взъярившись, разбушевались вовсю. Пауки, словно испугавшись их буйства, отхлынули прочь, и Самсон снова увидел и черепа диких на стенах, и шамана, Мамунаппехта, торжествующе скалясь, выжимающего из опоссума жизнь.

«Это не я… это же ты! Ты и есть Хобомок!»

С этой мыслью Самсон повернулся лицом к своим демонам.

А, повернувшись, увидел перед собой огромного оленя, ослепительно блещущего золотом, и еще оленя, точно такого же, только обгоревшая шкура его густо дымилась, а от головы остался лишь череп. Оба, вцепившись в горло противника, напрягая все силы, душили друг друга насмерть.

– Мы с вами – одно и то же, – сказал Самсон, потянувшись к ним.

Едва его пальцы коснулись обоих, все вокруг озарилось слепящей, опаляющей вспышкой света. Все трое взвыли от боли, но боль принесла с собой бессчетное множество воспоминаний, переживаний, чувств, нахлынувших со всех сторон, взвихрившихся, закружившихся вьюгой в черепе, в сердце, в душе. Ток их набирал силу, неудержимо несся навстречу, пока, спустя долгое-долгое время, три вопля, три голоса, три души не слились воедино.

Не понимая, где он и что с ним, Самсон заморгал, но как только в глазах прояснилось, увидел перед собой увешанные масками стены пещеры и понял: он все еще внутри черепа. Мамунаппехт на полу боролся с Лесом, пытаясь взрезать опоссуму горло.

– Хобомок, – прорычал Самсон и поднажал на череп изнутри – сильнее, еще сильнее.

Треск кости… и череп слегка подался. Во лбу кольнуло, и в уши тут же ударил визг и рык Леса.

Лес впился в Мамунаппехта зубами. Шаман, вскрикнув, вонзил нож в грудь опоссума – раз, другой…

– НЕТ!!! – взвыл Самсон и удвоил усилия.

Казалось, его собственный череп вот-вот расколется надвое. Снова сухой треск кости, вновь острая боль во лбу, однако сдаваться Самсон и не думал. Маска на черепе затряслась мелкой дрожью.

Шаман, подняв взгляд, сдвинул брови.

– Стой!

Еще раз вонзив нож в грудь Леса, он вскочил с пола, стиснул ладонями готовый вот-вот лопнуть череп.

Самсон собрался с силами и вновь поднажал изнутри. Еще треск, еще… Череп в руках шамана начал крошиться, а Самсон почувствовал, что растет, растет ввысь и вширь. Миг – и боль исчезла, как не бывало, уступив место ощущению несказанной свободы: тьма, теснота, безысходность развеялись без остатка, как дым, и Самсон вновь оказался в пещере, на полу, среди осколков собственного черепа.