Вонда Макинтайр - Луна и солнце

«Как он хорош собой, хотя и стар, — подумала Мари-Жозеф. — У короля не осталось ни единого зуба, а у шевалье зубы как у юноши. Может быть, у него и волосы до сих пор густые?»

Лоррен носил прекрасный черный парик по самой последней моде. Локоны ниспадали ему на плечи. Никто никогда не язвил: вот, мол, он надевает парик, потому что волосы у него давным-давно выпали. Он носил парик, просто следуя моде и подражая королю, а король ввел эту моду, когда волосы у него поредели после болезни. Лоррен предпочитал лучшую парчу и изысканнейшее кружево, а его башмаки на высоких каблуках выгодно подчеркивали стройность его ног, облаченных в белые шелковые чулки. Он был так высок, что Мари-Жозеф, разговаривая с ним, приходилось поднимать голову.

Глаза у него были необычайно прекрасные, голубые.

— Отведайте этих пирожных, дорогой Филипп.

Лоррен обернулся к месье, словно сказав: «Я весь внимание, друг мой!» Стоило ему отвести взор от Мари-Жозеф, как свет потускнел, будто едва заметный ветерок потушил половину свечей в зале. Но хрустальные канделябры ярко горели как ни в чем не бывало, затопляя зал благоуханием воска.

Месье предложил другу нежный кусочек пирожного, пропитанного сливками. К верхней губе месье, словно белая мушка, прилипла крошка сахарной пудры.

— Просто пальчики оближешь, — сказал месье.

— Лучше попозже, Филипп, — откликнулся Лоррен, — оно не сочетается с соусом.

Он показал на свое непрожаренное мясо, а потом отложил кость и смахнул сахарную пудру с губ месье.

«Какая дерзость, — подумала Мари-Жозеф, — называть месье по имени! Впрочем, может быть, они всего лишь шутят, в конце концов, они же тезки! Однако он никогда не обращается к месье так фамильярно в присутствии мадам и, разумеется, не осмелится нарушить этикет при его величестве.

Лоррену и даже месье, наверное, становится не по себе, когда лицо монарха застывает от сдерживаемого гнева. Одного слова осуждения из уст короля достаточно, чтобы положить конец придворной карьере.

И я не могу даже вообразить, что сказал бы по этому поводу граф Люсьен! Какой он странный и каждым вздохом, каждым движением предан его величеству. Наверное, он стал бы на цыпочки и тростью ударил Лоррена по пальцам, как сестра Пенитенция — воспитанниц в монастыре!»

Лоррен ходил со шпагой, а граф Люсьен — всего-навсего с коротким кинжалом. Мари-Жозеф вообразила, как бы она расхаживала со шпагой в монастыре, когда сестры били ее по пальцам, стоило ей замечтаться, или награждали пощечинами, если она едва слышно напевала, или лупили воспитанниц за то, что они осмелились спать вдвоем в одной постели, потому что боялись темноты.

«Вот если бы тогда у меня была шпага, — подумала она, — никто бы не решился бить меня по пальцам, а тем более лупить».

— Мадемуазель де ла Круа, вы просто волшебно преобразились, — изрек месье. — В свете свечей вы кажетесь совсем бледной, даже руки! Вы согласны, Филипп?

— Она очаровательна при любом освещении, — ответил Лоррен.

— Если я хоть сколько-то похорошела, хоть чего-то добилась и хоть в чем-то усовершенствовалась, то этим я всецело обязана вам и вашей семье, месье, — сказала Мари-Жозеф. — И я бесконечно вам признательна.

Месье был неизменно любезен и говорил без задней мысли, и Мари-Жозеф действительно была ему признательна, но ей претило, что он так часто поминает о ее провинциальном происхождении, считая колониальной простушкой.

К их столу подошел Шартр, ведя под руку мадам. Он залпом осушил вино и, передав лакею пустой бокал, потребовал следующий. Глаза у него блестели, лицо заливал гневный румянец.

Он опрокинул и второй бокал и схватил с подноса у проходившего мимо лакея третий.

— Этого более чем достаточно, сын мой, — осадила его мадам.

— Пока мне что-то не хватает, матушка, — не остался в долгу Шартр и осушил третий бокал.

— Отец де ла Круа, — взмолилась мадам, — избавьте нас от скуки! Поведайте нам о своих приключениях!

Не успел Ив открыть рот, как вмешался Шартр:

— Я хочу ассистировать вам…

— Мой сын вообразил себя натурфилософом, — слегка раздраженным тоном заметил месье, предупреждая Шартра, что не стоит касаться запретной темы.

Шартр, всегда такой расслабленный и томный, покраснел до корней волос и произнес с горячностью, обыкновенно ему несвойственной:

— …во время вскрытия морской твари!

— Для проведения вскрытия довольно и одного препаратора, сударь.

Ив говорил запросто, без обиняков, ибо не догадывался об интересах и тайных амбициях Шартра. Натурфилософу, обладающему его эрудицией, ни к чему был неопытный ассистент.

— Человеку вашего положения, — напустилась мадам на Шартра, — не пристало рыться в рыбьей требухе.

— Мадам совершенно права, — изящно поклонившись, поддержал ее Ив. — Если бы я проводил обыкновенное вскрытие, то мог бы доверить его подчиненному и ограничиться лишь указаниями. Но в присутствии его величества… — он почтительно развел руками, — я обязан провести вскрытие самостоятельно.

— Неужели вы не хотите, чтобы я послужил королю, матушка? — язвительно спросил Шартр у мадам.

— Да, но так, чтобы не уронить своего высокого титула.

— Не знаю, понадобится ли мне еще один помощник, месье де Шартр, — быстро сказал Ив. — Вы научитесь большему, просто наблюдая и изучая записи и рисунки… — Внезапно Ив оживился. — А вы умеете рисовать?

У Мари-Жозеф перехватило дыхание.

«Он решил наказать меня, — пронеслось у нее в голове, — поручив мои обязанности Шартру».

— Да! — воскликнул Шартр. — То есть… Я хотел сказать… Немного.

Встретившись глазами с неодобрительным взором матери, он совсем смешался:

— Я хотел сказать… плохо.

— Он хотел сказать, что нет. И покончим с этим.

Испытывая немалое облегчение, но одновременно жалея молодого герцога, Мари-Жозеф бросила на него сочувственный взгляд, а на мадам — благодарный. Но Шартр в ответ нахмурился, покосившись на нее невидящим глазом, а мадам и не догадывалась, что спасла Мари-Жозеф.

Лоррен, глядевший куда-то за спину Мари-Жозеф, внезапно поклонился.

В их тесный круг, блистая в своих усеянных бриллиантами корсажах, как хрустальные люстры, ворвались герцогиня Шартрская и мадемуазель д’Арманьяк. Мадам де Шартр в ответ на поклон Лоррена лишь пренебрежительно махнула рукой.

— Добрый вечер, батюшка, — поздоровалась мадам Люцифер с месье. — Добрый вечер, матушка.

— Добрый вечер, мадам де Шартр, — поприветствовал ее месье. — Здравствуйте, мадемуазель д’Арманьяк.

Мадам, ее свекровь, вежливо, но чрезвычайно холодно кивнула. Мадам де Шартр сделала вид, что не замечает мужа; он в свою очередь демонстративно не смотрел в ее сторону, потягивая вино. Мадемуазель д’Арманьяк взглянула на Шартра из-за края веера и, встретившись с ним глазами, кокетливо потупилась, нимало не смущаясь присутствием своей подруги мадам де Шартр.