Роберт Сальваторе - Предел не положен

– Как ты можешь так говорить?

– Надень ожерелье, – приказал демон внутри Инкери, и в подкрепление приказа Инкери начала расти, руки и ноги стали огромными и сильными, волосы растрепались и приобрели оранжевый цвет, а лицо превратилось в морду орангутанга.

– А если не надену? – неуверенно пробормотала Альвильда.

Слова еще не успели затихнуть, как стоящий рядом монстр, уже не Инкери, а старший демон, известный как Барлгура, с устрашающей скоростью бросился вперед и схватил ее одной мощной рукой, словно детскую тряпичную куклу. Он поднял ожерелье над головой Альвильды, и женщина инстинктивно попыталась уклониться.

Барлгура сжал ее так, что перехватило дыхание, она упала на колени и сжалась в комок, стараясь превозмочь боль. Она чувствовала, что треснуло ребро. Она чувствовала, как сжалось ее сердце.

Ожерелье легло ей на шею, и Инкери – неожиданно она снова стала Инкери – отпустила ее.

– Это не игра, сестра, – проговорила Инкери, пока Альвильда, все еще стоя на четвереньках, задыхалась от боли. – И не время поддаваться слабости. Мы вступили в войну с могущественными врагами, имея могущественных союзников, не знающих жалости. Передумать уже невозможно.

Альвильда подняла на нее жалобный взгляд.

– Шэрон, она ведь моя маленькая девочка, – прошептала она, превозмогая боль.

«Заткнись!» – потребовал голос в ее голове, напоминающий рычание дикой голодной собаки.

Альвильда закрыла глаза. Этот голос был ей знаком, это ее новый хозяин, глабрезу с четырьмя руками, две из которых заканчиваются клешнями, способными разорвать человека пополам. Она не раз видела, как Инкери перевоплощается в этого демона, и это всегда грозило неприятностями. Инкери и сама признавалась Альвильде, что всякий раз, как глабрезу вырывался на волю, она не в силах была сдержать его, пока демон рвал кого-нибудь в клочья.

– Браслет Шэрон защитит ее, – спокойно произнесла Инкери. – А ожерелье на твоей шее защитит тебя. Не заставляй меня повторять этот урок.

Инкери покинула гостиную Дома Маргастеров, и Альвильда проводила ее взглядом. Как бы там ни было, она не сердилась на Инкери за то, что они поменялись ожерельями, поскольку считала, что то, что надела на себя кузина, принадлежит более хитрому и могущественному демону.

Возможно, второго она сумеет удержать под контролем.

Эта абсурдная мысль вызвала в ее голове смех глабрезу, а голос, исходящий из собачьей морды, пообещал: «Я могу заставить тебя убить твою малышку».

Она разрыдалась, но ее плач заглушил смех демона.

– Вы скажете леди Донноле, что за это я жду от нее сотню бутылок вашего лучшего вина, – заявил седой фермер Ясгур Реджису и Далии, сидевшим за древним обеденным столом обветшавшей столовой в старом фермерском доме.

Это был роскошный дом, вернее, он производил такое впечатление в свои лучшие годы, как и сам Ясгур всего несколько лет назад. Даже сейчас, когда его здоровье ухудшилось, несмотря на средний возраст, соседи считали Ясгура крепким орешком, хотя и не всегда в положительном смысле. Примером тому были и его отношения с Доннолой Тополино, но, что еще любопытнее, ходили слухи, что он неплохо ладит и с нынешними правителями Лускана.

Каждый раз, когда его об этом спрашивали, Ясгур отвечал одно и то же:

– Мои соседи – это мои клиенты.

Далия посмотрела на Реджиса, а тот лишь пожал плечами, не зная, как реагировать.

– Я уверена, леди Тополино сполна отплатит тебе вином, как только сможет, – произнесла Далия, и Реджис был вынужден признать, что по большому счету это нельзя считать ложью.

– Сотня бутылок, – повторил худой мужчина с крупным носом. – Тогда закачу вечеринку, о которой будут вспоминать и через сотню лет после моей смерти и похорон! Приглашу всех бардов с побережья Мечей, вот это будет веселье!

– Две сотни бутылок, если пригласишь и нас! – поддакнула Далия, и Ясгур так яростно засопел и закашлял, что гости стали опасаться, как бы хозяин не помер.

Он подмигнул Далии:

– Пусть оно даже будет не самым лучшим. При таком количестве все равно никто не разберет.

– Значит, лучшее мы прибережем для нас, – посулила Далия и тоже подмигнула.

Ясгур снова то ли закашлялся, то ли засмеялся и оставил их двоих наедине.

Далия улыбалась, пока он не вышел за дверь, а потом повернулась и заметила изумленный взгляд Реджиса и его отвисшую челюсть.

– Когда мы вернем Энтрери, у Ясгура могут возникнуть проблемы, – насмешливо заметил хафлинг.

Но Далия нахмурилась – она уже явно была не в настроении для шуток.

От одного только ее взгляда у Реджиса зашевелились волосы на затылке: то, как быстро изменилось настроение эльфийки – от игривого поддразнивания Ясгура до холодящей мрачности, – поразило и даже испугало его.

– Мы вернем его, – заверил ее Реджис, потому что надо же было ему хоть что-то сказать. – Если они до сих пор держат его…

Он умолк, увидев, как расширились, а затем стали угрожающе сужаться глаза Далии.

– Он наверняка у них, – пролепетал Реджис. – Я уверен. Мы будем торговаться…

– С чем?

– А вот это нам необходимо выяснить! – воскликнул хафлинг с излишним энтузиазмом, как показал ее ответный взгляд.

Далия перестала обращать на него внимание и проглотила последнюю ложку похлебки, предложенной им Ясгуром.

– Торговаться! – презрительно фыркнула она.

– Такие типы больше всего на свете любят деньги, – пробормотал Реджис.

– Мы его вернем, когда они умрут, – заявила Далия. – Так проще.

Реджису не оставалось ничего другого, как только кивнуть. Далия уже исчезла за дверью фермерского дома.

Той же ночью, только намного позже, Альвильда Маргастер тихо прошла по огромному семейному особняку и остановилась у двери спальни своей дочери. Шэрон спала. Женщина с тревогой приложила ухо к двери, надеясь услышать ритмичное сонное дыхание. Она горестно поморщилась, но не удивилась, услышав непрерывное детское бормотание: «Учитель-мучительучитель-мучитель…»

Альвильда втянула воздух и постаралась не заплакать. Она представила себе милую Шэрон, ее рыжие кудряшки и серые искрящиеся глаза, взгляд которых был наполнен улыбкой и всегда словно искал повод для танцев.

По крайней мере, они когда-то были серыми, напомнила себе Альвильда.

«Иди и убей ее», – раздался голос в голове Альвильды. Женщина подняла руку и обхватила висевший на шее камень. Больше всего на свете ей хотелось сорвать его и отбросить подальше.

Но она не могла.

«Ее кожа такая мягкая. Тебе станет легче и больше не придется беспокоиться», – нашептывал ей демон. Она ненавидела этого демона сильнее, чем другого – как же она его ненавидела! – потому что глабрезу всегда хотел буйствовать и убивать. Каждый его шепот призывал к убийству.