Кристина Юраш - Принц по ГОСТу [litres]

Я уже ревела белугой, понимая, что готова прямо сейчас удочерить эту малышку.

– Я хотел забрать ее… Решил, что вырву ее из мира нищеты. Она будет одета как принцесса, она никогда больше не узнает голода. Малышка будет спать на пуховых перинах, кушать из золотой посуды… Честно, готов был забрать ее вместе с ее братьями и сестрами. Я принял решение… Через три дня я спустился в деревню и стал спрашивать о ней, а мне сказали, что староста решил продать сирот в услужение и рабство. Селяне рассказывали, как она кричала, когда ее пытались разлучить с семьей. Я готов был выкупить ее за любые деньги, но ее след потерялся…

– А как ее звали? – всхлипнула я, чувствуя, что вытрясу из дракона душу.

– Знаешь, о чем я жалею? О том, что не спросил ее имя… Я много лет искал свою девочку. – Дракон смотрел куда-то в сторону гор. – Много лет я искал мою маленькую ленточку. Я спрашивал у всех, не видели ли они девочку лет восьми…

– Эм… – Я посмотрела на дракона взглядом человека, который сейчас доступным языком пояснит наивной детворе, что нет беспроцентных кредитов, Деда Мороза и ипотеки без первого взноса. – Ты много лет искал девочку лет восьми? Вот не хочу тебя огорчать… но… сколько лет назад это было?

– Ты о чем? – нахмурился дракон. Мне кажется, что он начал что-то подозревать. – Не помню… У нас, у драконов, нет такого понятия, как время. Мы не считаем годы… Я все равно найду ее… Я в это верю!

– Как бы так тебе сказать, чтобы тебя не сильно расстроить… Эм… Спустя двадцать лет нужно искать не восьмилетнюю девочку, а двадцати восьмилетнюю девушку… – Я была осторожна, как сапер на минном поле чужой самооценки. – А если это было… ну… например, сто лет назад, то…

Я смотрела на лицо дракона, который вспомнил математику, и понимала, что язык мой – враг мой. Он смотрел на меня так, словно я только что действительно убила его.

– Но я верю, что ты обязательно найдешь ее, – улыбнулась я, надеясь приободрить его, но на меня смотрели так, словно целый мир с грохотом рухнул, а осколок мечты больно ранил душу. – Элберт!

– Тебе прямо и направо. Там будет большое дерево, – глухо заметил дракон, словно не видя меня. – Не ошибешься…

– Элберт! – взмолилась я, глядя в его глаза. – А вдруг это было совсем недавно? Лет двадцать назад? Или тридцать?

– Я посчитал… Это было больше ста лет назад, – услышала я голос. Да, для того чтобы убить дракона, не обязательно быть рыцарем, как показывает практика. Он обернулся драконом и взлетел, даже не взглянув на меня.

– Ну вот зачем, – хныкала я, укоряя себя и чувствуя, как жар стыда, подкатывает к моим щекам. – Зачем я это ляпнула… Может, он только и жил надеждой ее встретить… Хотя с другой стороны, нет ничего страшнее ложных иллюзий…

Ноги вынесли меня к огромному даже по меркам этого вековечного леса дереву, рядом с которым был собран из даров природы ветхий, но большой шалаш, как бы намекая на то, что начало рая с милым уже положено. Причем криво.

– Тук-тук! – Я изобразила стук, слыша, как внутри шалаша кто-то кряхтит. Я натянула на себя улыбку, которой научилась у коммивояжеров. «Кто ходит в гости по утрам? Кто нам приносит всякий хлам?» – мысленно прокручивала я, вслушиваясь в шорох, который доносился из будущего рая.

– Входите в кабинет! – послышался суровый голос, а я почувствовала себя девушкой на побегушках, мнущейся возле начальственной двери. – Только дверями не хлопать!

Я отогнула какую-то тряпку, вступая в сакральный мир, благоухающий брутальным ароматом немытого тела. В этот момент я очень скептически относилась к этому шаткому эдему. Я опустила тряпочку, глядя, как сквозь дырявую крышу падают лучи света.

– Я же сказал! – сурово заметил счастливый лохматый владелец самостроя. – Не хлопать дверьми! Выйди, постучи и зайди снова!

Я закатила глаза, снова выходя из шалаша и раздраженно сдувая прядь волос с лица. Набрав воздуха в грудь, я торжественно изобразила одинокого ленивого дятла. Из шалаша раздалось сиплое и высокомерное: «Войдите!» Я осторожно отогнула ветошь, опуская ее так, словно пытаюсь попасть домой после удачного дня рождения подруги, повторяя себе: «Веди себя как обычно!», – слыша, как в комнате ворочаются родители.

– Ну вот опять! А ноги вытирать тебя не учили? – насупился дед, пока я смотрела на мусор, устилающий пол его шалаша. Молча сопя, я снова отогнула «дверь» и стала демонстративно шоркать ногами по траве. Вот так всегда! Пришла любовь, вся такая счастливая, радостная, просто влетела на крыльях, а тут раздается гнусавое: «Стучаться надо! А ноги вытирать не учили?» Нет, Купидону определенно проще, чем мне, ибо он поражает дистанционно…

– Достаточно! Присаживайся! Только дверью не хлопай! Не в шалаше живешь! – На меня смотрел грязный заросший дед в лохмотьях и с белесыми рыбьими глазами навыкате, спрятанными под кустистыми седыми бровями. – Здороваться тебя не научили! И что за неподобающий вид! Ты в кабинет к ректору пришел!

Я шумно втянула воздух, чувствуя, что мой словарный запас, который может емко охарактеризовать ситуацию, очень просится наружу. Амуру имени меня срочно нужен противогаз!

– Я вызывал тебя! Твое поведение просто безобразно! Ты – позор Академии! Ты проявил неуважение к ректору! – авторитетно заявил «пострадавший», пугая меня, вестницу любви, своим половым детерминизмом.

– У меня для вас письмо! – терпеливо и доброжелательно заметила я, протягивая ему послание. В следующий раз пусть расписывается в получении!

– Хм… – прищурился «ректор», сопя и насупив кустистые брови. Он почесался и снова уставился на бантик с некоторым подозрением. – Это – очень важное письмо! Я его ждал!

Уже легче! Я-то думала, что придется на пальцах объяснять ему про тычинки и пестики, а тут он сам, кажется, догадался по кокетливому бантику о цели моего визита. Нет, я бы сейчас с удовольствием занюхала бы конвертом, чтобы иметь возможность продолжить разговор.

– Оставляйте! – властно кивнул мне дед, хватая письмо, поворачиваясь ко мне спиной и ковыляя в сторону рассохшегося ведра. Он уселся на него поудобней, развернул письмо, даже не читая, и стал мять его в руках…

– Хорошая бумага! Сейчас я ее подпишу! – радостно бухтел дед, пытаясь помять ее как следует, но я бросилась к нему и выхватила из рук послание.

– А прочитать? – возмутилась я до глубины души столь циничным отношением к чужим чувствам.

– Я никогда не читаю бумаг! Я их просто подписываю! – заявил мне «ректор», сопя от негодования. – Читать – вредно для зрения!

– Давайте я вам ее прочитаю. Мне зрения не жалко. – Я развернула бумажку, сглотнула и начала читать вслух, пытаясь передать все чувства: – «Милый, любимый, единственный… Я постоянно думаю о тебе. С того момента, когда я впервые увидела тебя, уже не могу забыть…»