Рошани Чокши - Бронзовые звери [litres]

– Синьора, вы выглядите так, словно хотите все начать сначала.

Лайла медленно обернулась к заговорившей с ней женщине. Та была высокой и темнокожей, золотистые глаза едва различимы за бархатной маской моретто. Женщина указала на ту часть комнаты, которую Лайла поначалу не заметила, когда вошла. Руки, тянущиеся сквозь портьеры, гости, прогуливающиеся мимо, бросали в протянутые ладони всякую всячину, от монет до конфет.

– Позвольте судьбе вести вас, – сказала женщина. – Возьмите приятные мгновения этого мира и начните заново…

– Я… – Лайла попыталась заговорить, но язык ее не слушался.

– Пойдем, пойдем, – сказала женщина. – Это любимый обычай всех, кто посещает наше святилище. Только здесь вы можете избавиться от лица, которое носите в этом мире. Только здесь сможете вкусить любовь в новой форме или обрести совершенно новую судьбу.

Новая судьба.

Она медленно последовала за женщиной. Оцепенение не покидало ее. Скорее, усиливалось. Мир вокруг сделался расплывчатым. Ее пульс замедлялся, становясь все слабее.

– Сюда, синьора , – ласково произнесла женщина. – Просто попросите, чего желаете, и увидите, что подарит вам судьба.

И с этими словами женщина задернула портьеры. Лайла замерла, чувствуя, как мир вертится вокруг. Шелковая ткань портьеры перед ее глазами казалась вратами в другой мир. Лайла просунула руку сквозь ткань. Она не ощутила тяжести или шершавого прикосновения необработанного шелка к коже. Пустота поглощала ее. Лайла ощущала себя отрезанной от мира, всего лишь легким обрывком сознания, балансирующим на грани бытия, прежде чем снова низринуться во тьму.

Лайла откашлялась и прошептала:

– Я хочу жить.

Несколько мгновений она ждала. Ничего не происходило, и Лайла уже собралась отдернуть руку, как вдруг ощутила легчайшее прикосновение к запястью. Она замерла.

Кто-то на другой стороне поднял ее руку. Она смутно ощутила шершавую тяжесть портьеры, уловила едва различимый запах сигар, впитавшийся в ткань. Незнакомец коснулся губами ее запястья, и Лайла ощутила жар поцелуя, словно раскрывающийся бутон цветка. Краски вокруг сделались ярче. Доносившийся издалека шум, на который она раньше не обращала внимания, нарушил тишину. И едва трепещущая душа крепче вцепилась в ее тело.

Мир вокруг демонстрировал свое красноречие разнообразным богатством ароматов и ярким сиянием люстр, плюшевой дремотой плавно раздвигающихся портьер, сучковатыми узкими щепками, втыкающимися в подошвы ее туфель. Лайла чувствовала, как все это опьяняет ее. И все же на свете существовал лишь один человек, заставлявший так отчетливо видеть яркость этого мира, и, словно угадав ее мысли, комната вдруг потянула незнакомца внутрь.

На мгновение Лайла забыла, где находится. Крошечная комната, скрытая от посторонних глаз шелковыми портьерами, полная Сотворенных свечей, растаяла, когда она увидела его. Лайла всегда считала Северина предостережением… волком в овечьей шкуре. Яблоком в руке колдуньи.

Однако он был гораздо опаснее, чем персонажи со страниц сказок.

Он был тем, кто верил в них.

Кем-то, кто считал, что волшебство и чудеса сделали для него исключение.

Северин уставился на ее запястье, потом перевел взгляд на ее лицо, а затем… улыбнулся. Это была беззаботная улыбка восторга, словно он знал, что был единственным, кто смог заставить ее снова ощутить себя живой. Словно считал, что имеет на нее право.

Она возненавидела его за это. В следующее мгновение ее рука рванулась вперед против ее воли.

Северин поморщился от пощечины, прижав ладонь к красной отметине, заалевшей на скуле.

– Я, без сомнения, это заслужил, – сказал он, взглянув на нее.

Впервые за долгое время, казавшееся вечностью, Лайла внимательно посмотрела на него. Последние несколько дней сильно изменили его. Его черты сделались еще более резкими. Он выглядел, словно идеальный меч, грань между опасностью и великолепием слишком тонка, чтобы различить ее. В красивых чертах его лица сквозило что-то лихорадочное, и, казалось, воздух вокруг них раскален от жара. Его черные волосы отросли и, падая на лоб, подчеркивали необычные глаза, цвета сна.

– Лайла… – произнес он. Его глаза расширились, в них вспыхнуло безумное отчаяние.

– Я знаю, что совершил ошибку. Знаю, что говорил непростительные вещи, и горю, которое я причинил, нет оправданий. Я буду казнить себя за это всю оставшуюся жизнь, но… Я могу все исправить. Клянусь. Они здесь? – Северин обвел взглядом комнату, на его лице вспыхнул отблеск надежды. – С ними все в порядке? Я могу их увидеть?

Лайла сумела покачать головой.

– Прошу, Лайла. Я могу все уладить.

Наконец она смогла заговорить.

– Но ты этого не сделал, – холодно ответила она.

Северин замер.

– Я знаю, что вел себя невообразимо жестоко на Байкале.

– На самом деле, нет, – сказала Лайла. В горле саднило. Слова, которые она так жаждала сказать, полились наружу: – Хотелось бы мне сказать, что я удивлена, но все же это не так. Ты уже многое изменил. Все вокруг… каждый из нас был для тебя средством для достижения своих целей. – Она наступала на него, ее руки дрожали. – Все это время ты думал, что тебе сойдет с рук вред, который ты причиняешь, пока он оправдывает иррациональные расчеты в твоей голове. И вот теперь ты просишь прощения за «невообразимую жестокость»? – Лайла расхохоталась. – Твои поступки полностью соответствовали тому, кто ты на самом деле, и, придя в себя, я захотела больше не иметь ничего общего с тобой. Я раздавила мнемонического жука, потому что знала, что тебе нечего показать мне из того, чего бы мне хотелось. Ты не смог бы оставить мне что-то, к чему бы я хотела стремиться.

Улыбка Северина окончательно погасла.

– Ты раздавила его?

Она кивнула. Его брови поползли вверх. Это могло сойти за удивление, но она хорошо знала это выражение его лица. Не удивление, но настороженность.

– Что я могу сделать, Лайла? – наконец спросил он. – Ты можешь до самой смерти меня ненавидеть, но позволь мне помочь тебе самой выбрать этот день. Позволь мне воспользоваться лирой, чтобы помочь тебе… помочь всем нам.

Лайла застыла на месте. Северин шагнул к ней и наклонился к ее уху.

– Скажи лишь, чем я могу искупить свою вину, и я все исполню.

Он был так близко, что Лайла уловила исходящей от него запах мяты и дыма. Раньше она часто представляла, что Северин выжигал новую тропу там, где ступала его нога, и этот дымный запах огня окутывал его шаги. Но теперь она мудрее, и ее разум распознавал то, что не способно было понять тело. Она вспомнила запах мяты и дыма, исходивший от погребальных костров, пылавших на берегах реки в ее детстве. Даже его запах был роковым.