Рошани Чокши - Бронзовые звери [litres]

Наконец, он взглянул на Северина, и на мгновение ему показалось, что между ними никогда не возникало разногласий.

Северин улыбнулся, и Энрике узнал его прежнюю улыбку. На его лице появилось озорное выражение, смешанное с легким недоверием, всегда следовавшее за каждым их удачным приобретением. И на этот раз Энрике полностью разделял его чувства.

Они молча обернулись к храму. Удивительное очарование этого места не рассеивалось, но теперь глаза Энрике привыкли к его яркости. Понемногу он стал различать детали, замечать особенности, объединявшие все в этом месте.

Его внимание привлекли огромные автоматоны. Он понимал, что они настоящие, однако фигуры не двигались.

Энрике сам не заметил, как сделал шаг вперед, но Северин поднял руку, загораживая ему проход до того, как нога Энрике коснулась блестящего пола, по периметру которого возвышалась насыпь из мягкой рассыпчатой глины, которую они видели в пещере, шириной примерно в метр.

– Подожди, – мягко произнес Северин.

– Чего здесь еще ждать, mon cher? – с улыбкой спросил Гипнос. Он указал на зиккурат. – Теперь мы точно знаем, куда идти! Просто поднимемся по ступеням, и вуаля! Вечная жизнь, вечная радость… Вечная Лайла.

Лайла, улыбаясь, покачала головой.

– Да… да, все это будет и даже больше, – сказал Северин, глядя на нее. Энрике заметил боль в его глазах. – Но мы пока не можем рисковать и вести себя безрассудно. Мы должны осмотреться.

– Все мои инструменты потеряны, – сказала Зофья. – У меня не оcталось ничего, кроме ожерелья Теската, спичек и вот этого. – Она подняла руку.

Гипнос нахмурился.

– И чем нам поможет твоя правая рука?

– Нет, – ответила она. – Это Сотворенный рукав, который может пылать как факел, не причиняя вред своему владельцу. У Энрике тоже такой.

– Правда? – удивился он.

Она кивнула, кивком головы указав на серебристую ткань, обвязанную вокруг его руки. Остатки карнавальных костюмов. Он сохранил повязку, как талисман.

– Это, конечно, хорошо, но нам не понадобится огонь, – заметил Северин. – А вот что нам пригодилось бы, так это кинжалы и веревка, на случай, если возникнут какие-нибудь препятствия… У нас это есть? – Зофья покачала головой.

– У меня есть это, – сказал Гипнос, обмахиваясь веером.

– Возможно, что-то осталось в рюкзаках, – сказала Лайла. – Дайте их мне.

Северин скинул свой рюкзак, протягивая ей.

– А я свой потерял, – сказал Энрике, вспоминая о скелетах.

– Это все равно ничего бы не изменило, – заметила Зофья, постукивая по своему ожерелью.

– А мой остался в другом конце пещеры, – сказал Гипнос.

– Думаю, нам придется положиться исключительно на силу наблюдения, – заявил Северин. – Что вы видите? Энрике? Что привлекло твое внимание?

Энрике указал на гигантских автоматонов.

– Сначала я решил, что они были… царями, – медленно произнес он. – Но теперь не уверен. Думаю, эти скульптуры были созданы в XI веке в период правления империи Пала, в Южной Азии. Обратите внимание на безмятежные, почти тантрические выражения их лиц – глаза с отяжелевшими веками, расслабленные рты, – все это явные отголоски влияния буддизма.

– Это стражники? – спросил Северин.

– Не думаю, у них нет оружия, – сказал Энрике. – Если это автоматоны, как я и подумал вначале, тогда они должны подчиняться… напомни, как это называется, Лайла?

– Bhuta vahana yanta, – ответила Лайла, вытаскивая из рюкзака обгоревший моток веревки, и нахмурилась. Свет упал на золоченый футляр, в котором когда-то была спрятана карта Повельи. – Проще говоря, это механизмы, движимые духом, но они управляются Творением.

– Точно, – сказал Энрике. – Но я не вижу механизмов.

– А могут они быть спрятаны… вот в этом? – спросил Гипнос, указывая на серебристый туман, окутывавший храм.

– Возможно, – ответил Энрике. Ему совсем не нравилась мысль о том, что нечто может скрываться в тумане. Следить за ними. – Но главное, не вызвать их появления.

– Справедливо, но как нам этого избежать? – поинтересовался Гипнос.

Северин взглянул на пол, слегка нахмурившись.

– Это пространство всегда точно так же выглядело в видениях, которые являлись нам?

Энрике пытался восстановить в памяти все видения, посещавшие его. Он вспомнил солнечный нимб, окружавший зиккурат.

– Пол… – воскликнула Зофья. – Он… меняется.

Энрике вытаращил глаза. И точно, стеклянный пол у них под ногами слегка посветлел. Звезды померкли. Легкая алая дымка проступила у подножия зиккурата. Он обернулся к Северину, чтобы спросить, что тот об этом думает, как вдруг тишину прорезал незнакомый звук.

– Что это? – воскликнул Гипнос, оборачиваясь к ним.

Арка у них за спиной, открывшаяся при помощи веера Гипноса, все еще ярко сияла. Что-то блеснуло в отдалении. Возможно, свет на воде?

– Северин, – громко произнесла Лайла.

Энрике взглянул на нее. Еще недавно она рылась среди вещей в рюкзаке. Но теперь ее побелевшие пальцы изо всех сил сжимали золоченый футляр.

– Футляр Сотворен, – сказала она.

Глаза Северина округлились.

– Что?

– Я думаю…

Вдалеке что-то ярко вспыхнуло, и земля задрожала. Энрике потерял равновесие, размахивая руками. Громоподобный гул снова наполнил храм. Сталактиты, торчавшие перед входом в арку, посыпались в озеро.

Тонкий, пронзительный стон прошел по храму, и у Энрике встали дыбом волоски на коже. Дым и туман вырвались в воздух, окружая зиккурат. Густой лесистый потолок задрожал. Лианы и ветки посыпались на сияющий пол. Энрике ощутил острую боль в раненом ухе и поморщился, прикрывая его рукой.

– Что происходит… – начал Гипнос, но его слова заглушил рев пламени, поглотившего вход в арку.

Взрывная волна ударила Энрике в спину. Мир вокруг закружился. Громкий гул врывался в тишину и вдруг снова смолкал. Дым обжигал его легкие, и он пытался сделать хоть небольшой глоток воздуха, разгоняя дым руками.

Но внезапно дым рассеялся.

И когда Энрике наконец смог открыть глаза, то уперся взглядом в кончик золотого кинжала, приставленного ему ко лбу. Чья-то фигура застыла в изуродованном проеме арки…

– Привет, друзья, – с улыбкой произнес Руслан.

Никогда сердце Лайлы не билось так неистово. Еще несколько мгновений назад она наслаждалась каждым нахлынувшим на нее чувством. Когда они вошли в святилище храма, Лайла вдруг ощутила, что все ее тело словно напиталось бесчисленным множеством легенд и медового света.

Она пришла в себя, и теперь ее чувства сделались острыми, отточенными, словно по ним прошелся резец ювелира. И теперь каждое ее чувство напоминало отполированный драгоценный камень. Даже кровь текла в ее жилах ровно и гладко. И, вероятно, храм изменил в ней что-то, потому что, едва коснувшись Сотворенного футляра, она поняла.