Рошани Чокши - Бронзовые звери [litres]

– Я лишь слежу, чтобы с тобой все было в порядке, с тех пор, как мне стало казаться, что тебе очень плохо. Я лишь хочу помочь. Я… я здесь не для того, чтобы навязывать тебе свои чувства, Лайла. Я понимаю, что ты считаешь меня эгоистом, но дай мне хотя бы эту возможность.

Лайла едва не расхохоталась. И как она могла сказать ему, что дело было совсем не в этом?

– Я просто поступаю так, как должен поступать друг, – сказал Северин.

– И это делает нас друзьями?

Северин вскинул бровь.

– Я думал, мы уже все обсудили.

Лайла взглянула на него и тут же пожалела, что сделала это. Косые лучи света, падавшие на него, подчеркивали величественные черты его лица и волчий оскал. В темноте он казался гораздо более безопасным, и все же она не могла понять, почему считала, что от него исходит угроза.

– Объясни мне, что происходит, Лайла, – ласково спросил он. – Расскажи, и, возможно, я смогу помочь.

Лайла на мгновение заколебалась, а затем слова, которые она так долго сдерживала, прорвались наружу.

– Твое присутствие… твои прикосновения, все это чересчур.

Он нахмурился.

– Я не понимаю.

Лайла устало улыбнулась.

– Я умираю, Северин. И, думаю, мое тело к этому готовится. Когда я ранена, моему телу требуется несколько часов, чтобы донести до меня ощущение боли. Моя кровь больше не красного цвета. Иногда я теряю слух. Или зрение.

В его глазах застыл ужас. Он изо всех сил стиснул челюсти.

– Не слишком переживай из-за меня, – сказала Лайла. – Возможно, тебе будет легче, если ты узнаешь, что ощущение пустоты рассеивается быстрее, когда ты… – Ее беспечность исчезла. – Когда ты прикасаешься ко мне. И прежде, чем ты подумаешь, что это лишь твоя заслуга, знай, что, в конце концов, чувства действительно возвращаются ко мне, но ты… полагаю, ты в какой-то степени усиливаешь это. Не знаю, как. Вот. Теперь ты гордишься собой и своими божественными способностями? Теперь ты раструбишь об этом всем вокруг?

В голосе Северина прозвучала нежность.

– Лайла…

– Я должна умолять тебя дать мне возможность чувствовать себя живой? – спросила она, грубо расхохотавшись.

От ее смеха свет фонаря потускнел, а затем погас. Их окружила кромешная темнота. Северин некоторое время молчал, а затем его голос нашел ее во мраке. Он придвинулся ближе.

– Тебе незачем умолять меня о чем-то. Я сделаю для тебя все, что пожелаешь. Ты этого от меня хочешь, Лайла?

Возможно, Лайла не слышала песнь сирены в пещере, однако ее кровь откликалась на другой зов. Ее наполняла барабанная дробь воспоминаний – его поцелуи на ее коже, ее имя на его губах.

Вселенная шептала ей, что она объединяла в себе тысячи воплощений – девочка, созданная из могильной земли, Снегурочка, флиртующая с весенней оттепелью, экзотическая иллюзия для мужчин, сгорающих от похоти и желающих всеми силами удержать ее.

Но с Северином она всегда оставалась просто Лайлой.

Влажная земля хлюпала под ногами. Он шагнул к ней, еще больше сокращая расстояние между ними. Даже в темноте она ощущала, что Северин совсем близко.

Он замер в ожидании, и Лайла лишь мгновение наслаждалась моментом его нерешительности, а затем протянула руку, коснувшись его лица. Северин застонал, его напускное спокойствие исчезло в то же мгновение, как она прикоснулась к нему. Фонарь упал на землю, и он привлек ее к себе в страстном поцелуе.

Лайла часто думала о том, что значит потеряться в поцелуе. Это ощущение было настолько головокружительным и всепоглощающим, что мир вокруг полностью исчезал. Но в этом поцелуе Лайла не потеряла себя, а, наоборот, обрела. Ее чувства обострились, словно грани алмаза, ее тело стало подобно столпу пламени, жадно пожирающему ароматы, вкусы, ощущения, когда Северин прижал ее к стене.

– Вы в порядке? – закричал Энрике. – Что это был за звук?

Лайла вывернулась из объятий Северина. Последовало молчание, тихий вздох, а затем:

– Мы в порядке, – ответил Северин, тяжело дыша. – Я уронил лампу.

Раздался знакомый треск зажигаемой спички, и Северин снова зажег фитиль. Свет вспыхнул между ними, а вместе с ним и понимание того, какую эгоистичную ошибку она допустила. Лайла взглянула на Северина, собираясь извиниться, но, заметив выражение его лица, тут же передумала. Фиалковые глаза Севрина, возможно, и напоминали цвет сна, но его взгляд стал беспокойным и живым, лихорадочным от страсти. К ней.

Это было чересчур. Раны, оставленные им в ее сердце, сделали его слишком чувствительным, чтобы выдержать этот взгляд, и она сказала первое, что пришло ей в голову:

– Спасибо.

Он закрыл глаза, и Лайла сразу поняла, что сказала что-то не то.

– Прошу, не благодари меня за то, что я и сам собирался тебе дать.

– Я… мне больше нечего сказать.

– Да, ты говорила. – Держась рукой за стену, он отвернулся от нее, склонив голову так, словно хотел прижаться лбом к каменной поверхности стены и отдохнуть. – Но я хоть заставляю тебя чувствовать себя живой, Лайла?

Лайла кивнула, а затем вспомнила, что он не мог ее увидеть.

– Да.

Но он заставлял ее испытывать и другие вещи, и сейчас она чувствовала себя так, словно легкий ветерок трепал края новой сердечной раны. Ее могло исцелить лишь время, которого у нее уже не осталось.

– Хотя бы этому я рад, – ответил он.

Северин глубоко вздохнул. В тот момент, когда он слегка отодвинулся от стены, янтарный свет разлился по ее каменной поверхности. Неожиданная вспышка света была подобна окну, внезапно возникшему из-за плотно задернутых штор.

У Лайлы перехватило дыхание, а Северин поднял голову как раз в тот момент, когда янтарное сияние озарило все вокруг. Оно возникло в том месте, где его ладонь касалась стены, постепенно увеличившись до размеров большого круглого подноса.

А мгновение спустя ладонь Северина прошла сквозь каменную стену. Янтарный свет, очертивший его руку, словно кисть художника, сделал поверхность стены прозрачной, и Лайла смогла увидеть, что находится за ней.

Каменные стены, сотни ступенек, исчезающих вдали, огромные бронзовые ладони. Пол, похожий на сводчатое пространство небес, и потолок, яркий и изумрудный, словно сады Эдема. Но видение мгновенно исчезло.

Прозрачная стена потускнела.

Лайла услышала крики друзей, бегущих к ней, янтарный свет погас, и Северин едва успел отдернуть руку, прежде чем грубая поверхность обсидиановой стены снова затвердела.

Запыхавшиеся Энрике, Гипнос и Зофья подбежали к ним.

– Как ты это сделал? – спросил Энрике.

Северин взглянул на Лайлу в сумраке пещеры.

– Не знаю.

Северин ощупывал обсидиановую стену, проводя ладонями по неровным выступам блестящей стены.

Куда же исчез этот свет?