Антон Пешкин - Белый край [СИ]

И когда я наконец уселась, то поняла, что хотя бы пятой точкой могу хоть что-то почувствовать, а вернее не почувствовать — не было стука и вибраций, не гремели деревянные колеса, лишь слышался мерный стук тяжелых копыт турна. Видимо, я была в огромных санях, которые тянул за собой огромный мохнатый бык.

В первую секунду я слегка прищурилась от яркого света, ударившего в глаза. Мешало и то, что от постоянного сна и бессознательного состояния на ресницах и уголках глаз скопилось много засохшей глазной слизи и сами глаза постоянно чесались. Просить их почесать, впрочем, я не решилась — слишком уж недовольными выглядели мои провожатые.

Но вскоре я наконец смогла раскрыть глаза и взглянуть вперед. Сани медленно поднимались вверх по склону — Скаген находился на плоскогорье, на вершине высокой и скалистой горы, окруженной огромными пустошами, где были лишь холодные скалы и каменистая мертвая почва. Но вот сам город находился в этаком оазисе посреди ледяной пустыни — вокруг было много деревьев, виднелись заборы, отмечающие границы владений тех или иных землепашцев. Наверняка здесь, на вершине этой горы, была довольно плодородная почва, но зимой все было занесено толстым слоем снега.

Но самым главным был город, возвышающийся над всем плоскогорьем всей своей величественной мрачностью. По меркам другого мира его можно было назвать лишь большой деревней, однако для меня сейчас это было нечто невероятных размеров — десятки и сотни домов жались друг к другу, словно пытались спрятаться от вечных метелей Севера. Массивная стена из частокола закрывала большую часть из них, но сквозь опущенный бревенчатый мост, выступавший в роли примитивных ворот, я видела узкие улочки, заполненные людьми, темными цветами, пятнами света и голосами. Весь город был похож на старика, чье тело обгорело на солнце от бесконечной работы в поле, и темные бревенчатые стены домов Скагена буквально стонали мне о своей древности, когда я въезжала в город.

Улицы были узкими, хаотичными, и я сразу поняла, что никакого плана или порядка в постройке города не было. Во всяком случае, таким был нижний город, который мы проезжали, не останавливаясь. Здесь обитали разномастные ремесленники, от лавок которых разило ужасными запахами труда — аммиаком, отходами, кашлем смертельно больного… Казалось, словно можно войти в одну из дверей, приподнять тяжелую шкуру и очутиться в бесконечном темном лабиринте смрада и застоя, откуда уже нет выхода. Некоторые окна здесь не открывались даже по весне — ставни их были покрыты грязью и пылью, в которых прорастал северный мох.

И даже снег, ложащийся ровным покрывалом на тело города, не мог долго оставаться в своей первозданной форме. Не было ни одной прекрасной снежинки, что не была бы втоптана в грязное месиво тысячами ног, что каждый день топтали безобразные улицы Скагена.

И вот здесь все мечтают однажды оказаться? Увидеть, как душные улицы заполнены помоями и грязью, почувствовать смрад первобытного города и бояться каждого шороха? Люди были здесь ничем не лучше — угрюмые, лишенные радости, кутающиеся в грязные, потемневшие одежды. Лишь торговцы, разложившие товар у дороги, пытались придать лицу дружелюбный вид, но подобной улыбке я бы никогда и ни за что не поверила.

Это — пик цивилизации. Высшая точка, которой смог достигнуть мой народ.

Я устало закрыла глаза, не желая больше видеть ужасную правду о мире, в котором я живу. То, что я увидела, открыло мне правду о многих вещах: о грабительских налогах, о суровости ярла. Если этот идиот держит свой дом в таком состоянии, то не было ничего удивительного и в его поступках.

Но вскоре нижний город остался позади. Сани остановились у бревенчатого моста, перекинутого через узкую речку, и воины ярла обступили мой экипаж. Среди них был и Куаннинг — он с половиной своих людей покинул нас еще в начале пути, чтобы вернуться в город и подготовить все к моему приезду.

Меня вытащили из повозки двое крепких мужчин, держа вдвоем на весу. Сейчас мне было тяжело даже держать голову прямо, не говоря уж о том, чтобы на своих ногах доковылять до дворца ярла.

Впереди же, за мостиком, на возвышенности, располагался длинный дом, своей громадной тенью нависая над остальным городом. Вокруг него также был выстроен частокол, и виднелся темнеющий ров. Когда меня проносили через него, я успела заметить, что дно рва было усеяно заостренными кольями, на некоторых из которых виднелись истлевшие скелеты тех, кто посмел посягнуть на власть ярла.

Во дворе у длинного дома меня уже ожидал Куаннинг, сгорбленная старуха, чье лицо было частично скрыто за глубоким капюшоном, и, по-видимому, местный друид — высокий худощавый мужчина в капюшоне из волчьей шкуры и черепа.

— Где ярл? — прохрипела я Куаннингу.

— Увидишься с ним еще, не переживай, — раздался тихий голос старухи.

— Мне нужен ярл! — повысила голос я.

И, словно готовая к этому, старуха ударила меня тонкой тростью по здоровой ноге, однако из-за обморожения я ничего не почувствовала.

— Хм, — мрачно вздохнула она. — Ингиред, займись ей.

Друид кивнул в ответ и молча указал рукой на одну из многочисленных дверей, ведущих в дом. Судя по всему, отдельные комнаты не были связаны изнутри, либо же дворец был поделен на отдельные зоны. Не скажу, что полностью согласна с таким решением, но сейчас размышлять об этом было бы странно.

— Я хочу увидеть ярла! — прикрикнула я вслед, когда меня заносили внутрь. — Ярла!

И в миг перед тем, как дверь с грохотом захлопнулась, я увидела, как воины ведут к длинному дому Свена, чьи руки были туго привязаны к телу веревкой.

Мои носильщики аккуратно положили меня на деревянную кровать, устланную шкурами и соломой, и, когда друид кивнул им, поспешно вышли прочь.

Друид Ингиред, разминая шею и руки, медленно прошел вглубь комнаты. С одной из полок, усеянных горшочками и сосудами, он достал кривой огарок свечи и, щелкнув пальцами, зажег его. Он поднес пламя совсем близко к моему телу, медленно убирая прочь шкуры, и принялся осматривать мои раны.

— Мне нужно к ярлу, — снова сказала я, тяжело дыша.

Друид покачал головой.

— Говори со мной, форр фан да!

Ингиред медленно повернул ко мне свое исхудалое лицо. Его впалые глаза, окруженные темными кругами татуировок, слегка подрагивали, ему явно было трудно задержать на мне взгляд. А затем он вдруг молча раскрыл свой рот и поднес к губам горящую свечу — я увидела, что его язык был вырван, а на его месте виднелся лишь грубый, рубцеватый кусок плоти.

— Твою же… — прошептала я и шумно сглотнула слюну.

Он вынул из-под одеяния вторую свою костлявую руку и длинным, тонким пальцем, оканчивающимся крючковатым черным ногтем, указал на мою татуировку на шее.