Антон Пешкин - Белый край [СИ]

Мы все больше откалывали застывшую влагу, и все сильнее становился поток пара, исходящий откуда-то из-под Белой крепости. Очень скоро в помещении стало жарко и очень влажно, шубы быстро намокали и становились тяжелыми, и мы все остались в одних только рубахах. В то же время металл в руках был холодным, пальцы быстро деревенели оттого, с какой силой приходилось сжимать лом, но мы все продолжали наш путь через лед, пока наконец последний огромный кусок не откололся, полностью освобождая гейзер из ледяного плена. В этот момент мне даже показалось, что многочисленные трупы с обсидианом внутри их тел, замурованные в стены, стали нам аплодировать, но то было лишь игрой моего воображения.

Под сталагмитом оказался небольшой пруд кипящей воды, из центра которого в загадочном красноватом свете вырывался столб горячего пара. Я приблизилась к кромке воды и осторожно, шипя от высокой температуры, заглянула в кристально чистую воду. И то, что я там увидела, заставило меня отскочить прочь от источника, в панике хватаясь за отчаянно колотящееся сердце.

Под толщей воды, испуская лучи обжигающего красного света, лежал скрестивший руки на груди человек. Он не был похож на труп, скорее напоминая мирно спящего, а на лице его было блаженство, какое испытывает крестьянин после долгого дня в полях. Сердце в его груди ярко горело, и именно от него кипела вода, а через ребра и плоть просвечивали красные лучи, подрагивающие в такт биению его сердца. Он определенно был жив. Совершенно обычный человек, мужчина средних лет, запертый навечно под Белой крепостью, дающий тепло ее обитателям.

В груди кололо, а голову пронзила тупая ноющая боль. Я зажмурилась, стараясь дышать ровно, но ничего не помогало. Лишь когда ко мне подбежала обеспокоенная Кира с шариком наперстянки в руках и положила его мне в рот, я начала медленно успокаиваться. Все те ужасы, трупы и холод, окружавшие меня, тяжким бременем, клеймом страха оседали в моей голове. Все труднее было выбросить из мыслей тот факт, что я находилась, пожалуй, в самом страшном сне, какой я могла себе только представить. Здесь не должно быть людей. Это место не предназначено для таких слабых существ, как мы. И все-таки мы здесь, несем вечный дозор и следим за тем, чтобы те, кто мирно спят на юге, не стали жертвой ледяного обсидиана.

— Сестренка... — взволнованно прошептала Кира, мягко обнимая меня и прижимая мою голову к своей груди.

— Мне страшно, — честно призналась я, едва двигая дрожащими губами. — Простите...

— За что извиняться, м? — Кира слабо улыбнулась. — Мы же не могли тебя бросить. Верно, мальчики?

Но ни Варс, ни Снорри не сказали ни слова.

После всего этого мы все вместе направились наверх. Быстро прошли по лестнице, затем по коридору. Всю дорогу я старалась не смотреть на множество трупов вокруг, в стенах, полу и потолке, но это было очень тяжело, потому как они были повсюду. У каждого нет кистей рук, по колени отрублены ноги, у многих вырвала нижняя челюсть — меры предосторожности на тот случай, если чудовище все-таки как-то сумеет вырваться на свободу. По указаниям дозорного, мерзнущего у крошечной бойницы, мы все дальше углублялись внутрь крепости, петляли по узким, извилистым коридорам, в расположении которых не было никакой логики, то поднимались, то спускались по скольким ступеням. Наконец, мы добрались до верхнего этажа крепости, где с внешних стен открывался вид на бесконечную заснеженную пустыню и дрейфующие в море льдины. К этому времени солнце уже взошло над горизонтом и ослепляло, отражаясь от водной глади. В этих широтах, если я все правильно понимаю, скоро оно и вовсе не будет заходить, и наступит долгий полярный день.

На самой же вершине крепости, в этаком шпиле, верхушке айсберга, была вырублена небольшая комнатка, вход в которую был завешен шкурой с длинным мехом. Здесь не было отопления, и после влажной комнаты с гейзером мы мерзли на морозе, который, казалось, ничуть не смущал Вигдис. Она сидела за большим деревянным столом, ножки которого были покрыты инеем, сгорбившись над испещренными квадратами и палочками ломкими от мороза берестяными грамотами. Ее бледные губы беззвучно шевелились, пока она пыталась что-то высчитать, понять написанное. Я довольно быстро поняла, что перед ней был грубо расчерченный календарь друидов.

— Мы закончили с гейзером, — негромко начала я, но командир не обратила на меня внимания. — Вигдис?

— Подожди ты, — раздраженно отмахнулась она.

Я сразу поняла, что такого человека, как она, лучше не злить. Она держала всю крепость и всех ее жителей в ежовых рукавицах, что, пожалуй, было оправдано, учитывая обстоятельства. И все же меня не покидало ощущение, что она порой перебарщивает в грубости. Хорошего лидера его подопечные должны не только бояться, но и уважать, чего я до сих пор не увидела.

Через пару минут она наконец оторвалась от грамоты и, осторожно взяв ее в руки, отложила в сторону, а затем устало взглянула на нас. Теперь, в свете дня, я увидела, что у нее под глазами были огромные темные круги от недосыпа, а раскрасневшиеся от мороза щеки, казалось, не знали искренней улыбки уже много лет. Это был уставший, измученный человек, который, тем не менее, не бросал своего дела и стойко продолжал нести свою ношу через года. Подумав об этом, я даже на мгновение прониклась к ней уважением, но чувство это быстро растворилось, лишь только она начала говорить:

— Небось кое-как подолбили и бросили, огрызыши мелкие, — вздохнула она. — Знаю я таких, как вы, ничего вам дельного доверить нельзя.

— Неправда! — невольно возмутилась я, но быстро осеклась и глубоко вздохнула. — Мы очистили гейзер от льда. И я... Я увидела...

— Теперь верю, — кивнула Вигдис. — Да, не удивляйтесь, крепость стоит на мощах всего одного человека. Не спрашивайте, я понятия не имею, кто он и откуда, мы знаем лишь, что он был первым, кто встал против обсидиановых тварей. Он — основатель Белой крепости. Какого хрена ты дрожишь, мелкая?

Она взглянула на меня, прямо мне в глаза, и в этот миг мне очень хотелось отвернуться, чтобы не чувствовать на себе пронзительный взгляд ее глаз. Он словно обжигал, внутри от него загоралось что-то, что я успела позабыть. Что-то знакомое, что-то болезненное.

— Я не дрожу, — неуверенно ответила я.

— Оно и видно. Еще обоссысь здесь давай. Нахера приперлась сюда, если такая трусиха?

— Она не трус! — воскликнула Кира, выйдя вперед и словно закрывая меня своим телом.

— Так пусть сама об этом скажет! — усмехнулась командир. — Хорош предводитель, раз прячется за спинами своих людей!

Услышав это, я мягко отодвинула Киру в сторону рукой и сделала шаг вперед. В самом деле, почему я показываю себя такой слабой? Пусть у меня и начинал побаливать шрам на лице от одного только вида покойников, я все-таки Соленый Ворон, черт меня побери! Я должна быть сильной!