Джорджия Бауэрс - Метка магии [litres]

Матильда выхватила деревянную ложку из скрюченных пальцев бабушки. – Посмотри на меня! Оливер Тиллсбери. Он Злой Тилли, не так ли? Вот о ком ты говорила все это время?

Нанна Мэй вздохнула и посмотрела на Матильду грустными, влажными глазами.

– Ты знаешь, что он сделал? Со мной? С другими людьми? Я… я думала, что я Злая Тилли, как будто я собиралась стать такой… это и… как ты могла позволить этому случиться?

Нанна Мэй протянула руку ладонью вверх и кивнула, глядя на Матильду. Матильда нахмурилась и оттолкнула ее.

– Если бы ты… если бы ты просто сказала мне, тогда я бы не… ничего из этого…

Матильда покачала головой, теперь уверенная, что Нанна Мэй видела Оливера в ряби на воде несколько недель назад. Она пыталась предупредить ее единственным доступным ей способом и пыталась защитить Матильду от тьмы Оливера своим узловатым носовым платком, суеверием и магией в одном лице, но Матильда проигнорировала бабушкин дар предвидения.

Нанна Мэй снова подняла руку, ее брови нахмурились в знак согласия, морщины на постаревшем лице говорили так много без необходимости произносить какие-либо слова. Матильда пристально посмотрела на нее, затем медленно вложила в ее руку свою, ее плечи поникли, когда она почувствовала, как узловатые пальцы бабушки сжали ее собственные. Она чувствовала, как ее бабушка делится с ней чем-то, тепло пульсировало сквозь ее тонкую, как бумага, кожу, и Матильда поддалась этому чувству.

Ее лицо сморщилось, и Матильда заплакала, рыдания сотрясали все ее тело, когда она сжала руку бабушки и опустилась на колени. Нанна Мэй поерзала на своем табурете и подняла другую руку, когда Матильда положила щеку ей на колени, запах лаванды и базилика от длинного платья пожилой женщины успокаивал и успокаивал ее.

– Почему, Нанна? – прошептала она, ее глаза потемнели, когда мозолистые пальцы бабушки погладили ее волосы. – Что мне теперь делать?

Матильда позволила себе провалиться в темноту, хотя и знала, что ответ не прячется в тенях сна.

Четыре дня до Хэллоуина

Ночь едва сменилась утренним светом, когда Матильда зашевелилась в постели. Она никак не могла снова заснуть, несмотря на опухшие глаза и боль в сердце. Вселенная не изменилась, и Оливер не постучал в ее дверь в слезах из-за допущенных огромных ошибок. Матильда лежала на спине и смотрела в потолок. Все ее тело оплакивало потерю того, что не было реальным, но тихий голос шептал Матильде на ухо: Вставай, сделай что-нибудь, потому что, хотя у тебя все еще могут быть чувства к нему, этот колдун опасен.

Матильда сосчитала до десяти, затем тяжело вздохнула, прежде чем ей удалось подняться с кровати. Она надела пальто, натянула шерстяную шапку, накинула шарф на плечи, затем поискала в комоде то, что ей нужно. Она услышала звон кварцевых кристаллов и подняла бархатный мешочек, в котором они хранились, поднося его к кувшину со свежей водой, который Нанна Мэй оставила ночью. Она налила воду в миску и бросила туда кристаллы, покрутила их и растерла между пальцами, затем достала из воды и высушила.

Она положила их в миску поменьше, натянула ботинки и оставила Виктора спать на его подушке. Воздух был свежим, и Матильда вдохнула одиночество, принесенное ранним утром. Она подняла глаза и направилась на восток, в лес.

Добравшись до границы участка, опустилась на колени рядом с поваленным деревом и поставила чашу с кристаллами на землю. Она вырыла яму руками и положила в нее кристалл, затем накрыла его и закрыла глаза.

– Убери то, что порочно, из моего сердца и из моего дома, – прошептала она.

Ей нужно было бы похоронить остальные кристаллы вокруг дома. И если Оливер был способен на убийство, основное защитное заклинание должно было обезопасить всех, кто находился в круге кристаллов, даже с ее магией, такой шаткой, как она была.

Сверху послышался шорох, и сорока спикировала вниз и приземлилась на конце дерева, на котором сидела Матильда. Она затаила дыхание, надеясь, что к ней присоединится еще кто-нибудь, но печальная птица была так же одинока, как и она.

Она вернулась в оранжерею после того, как закончила заклинание, и устроилась так, чтобы целый день прятаться. Она слушала музыку, от которой ей становилось хуже, и смотрела телешоу, которые просто отупляли настолько, что ей становилось скучно, а не опустошенно, хотя бы на короткое время. Нанна Мэй принесла ей немного еды, но Матильда позволила Виктору съесть его – тошнотворное чувство, скрутившее ее желудок, лишило ее аппетита.

Раздался стук в окно, и девушка, нахмурившись, подняла глаза и жестом пригласила Лотти войти. Она села прямо на свою подушку и вытащила наушники, приготовившись к тому, что мать за что-нибудь ее отругает.

Лотти расстегнула свое спортивное пальто и ослабила шарф, оглядывая комнату, стоя в дверях и поправляя свой свитер большого размера. Матильда нахмурилась, ожидая, что она что-нибудь скажет, но Лотти выглядела так, словно только что вошла с улицы и была удивлена, оказавшись наедине с Матильдой.

Матильда вздохнула. Она все еще была измотана ранним утром и не была в настроении разговаривать, особенно с матерью.

– Чего ты хочешь?

Лотти моргнула, внезапно вспомнив, что рядом с ней находилась Матильда.

– О, хм. Ну, мне нужно с тобой поговорить.

– Я плохо себя чувствую, – промямлила Матильда, скрестив руки на груди и наблюдая, как сошлись брови ее матери. – Не то чтобы тебя это когда-нибудь волновало.

– Пожалуйста, не начинай, – она посмотрела на кровать, потом снова на Матильду, – мы можем присесть, пожалуйста?

– Мне и здесь хорошо.

Лотти кивнула:

– Ну конечно же. Почему я должна была подумать, что ты захочешь облегчить ситуацию…

Матильда нахмурилась и наклонилась вперед:

– Какую ситуацию?

Лотти уставилась на дочь, ее грудь двигалась вверх и вниз, когда она вдыхала успокаивающий воздух, затем посмотрела на свои руки, пальцы беспокойно двигались и теребили украшения. Внезапно страх за мать скрутил Матильду, когда она увидела, как брови Лотти сошлись на переносице.

– Мама? Что происходит…

– Я беременна, – выпалила Лотти, ее щеки вспыхнули, кровь прилила к лицу.

Матильда уставилась на нее. Слова, которые она только что услышала, не имели никакого отношения к человеку, который только что их произнес. Страх, что Оливер что-то сделал Лотти или Нанне Мэй, был отодвинут локтем в сторону, так что вместо этого в животе у нее могло плескаться замешательство и что-то еще. Но Матильда еще не была уверена, что это было за что-то еще. Она оглядела комнату в поисках съемочной группы, но они были там единственными двумя людьми. Она и ее мать.