Джо Аберкромби - Мудрость толпы [litres]

– К тому же на хорошеньких всегда собирается толпа.

У Лео был особый секрет, чтобы надевать рубашку. Теперь ему для всего требовался особый секрет. Прежде всего он собирал рукав гармошкой и продевал в него свою бесполезную руку.

Она совсем высохла. Тонкая, мягкая, бледная, не считая россыпи розовых шрамов. Иногда ему казалось, что он чувствует металл, запрятанный в мясе. Острые осколки среди тупой пульсирующей боли. Теперь его левая рука выглядела странно. Ногти приобрели лиловый оттенок. С онемевших кончиков пальцев отслаивалась старая кожа. Словно рука трупа, и примерно настолько же пригодная к делу.

Стиснув зубы, он раскатал рукав вдоль бесчувственной руки до плеча, потом обвел правой рукой позади головы, скользя по воротнику большим и указательным пальцами, и просунул ее в другой рукав, так что хлопнула натянувшаяся ткань – ловко, словно он делал шаг в танце.

Вот такой вот секрет. Теперь Лео требовался особый секрет для всего, что было сложнее, чем открыть дверь.

Юранд просунул голову в палатку.

– Они пришли. Роялисты.

Лео поднял брови, запихивая полы рубашки за поясной ремень:

– Инспектор Тойфель нас всех сделала роялистами.

– Они разбивают лагерь на другой стороне долины. Если это можно назвать лагерем.

Юранд стащил со спинки складного стула генеральский мундир и шагнул к нему. Он не стал смущать Лео вопросом, нужна ли ему помощь. Как обычно, Юранд без слов знал, что от него требуется.

Лео позволил ему обращаться с собой, словно портному с манекеном. Или гробовщику с трупом. Возможно, самый важный из секретов, которым он научился, была способность поступиться своей гордостью и принять любую помощь, которую ему предлагали.

Юранд, нахмурившись, застегивал пуговицы на мундире Лео быстро и ловко, словно заправский камердинер.

– Их люди выглядят почти так же жалко, как и наши. Ну, почти… Ночью еще несколько человек дезертировали.

– Это не так уж и плохо, – пробурчал Лео. – Избавиться от всех, у кого есть сомнения… относительно нового руководства…

Юранд стоял так близко, что Лео чувствовал его запах. От него пахло кожей, мастикой, лошадьми и мылом. Он слышал его медленное дыхание. Видел каждую из его длинных ресниц, крошечное пятнышко на щеке, его сосредоточенно сжатые губы – но в уголке притаился тот незаметный изгиб, который появлялся там всегда, когда они были вместе, до того, как… все это случилось.

Ему не потребовалось бы никаких усилий, чтобы наклониться и поцеловать его. Пожалуй, больше усилий пришлось приложить, чтобы не сделать этого. Лео представил ощущение прикосновения шероховатой, свежевыбритой челюсти Юранда к его собственной щеке. Ощущение волос Юранда между его пальцев. Вкус его языка…

Юранд поднял голову, и их взгляды встретились. Лео замер, боясь вздохнуть, с пылающим лицом.

– Я… должен был быть с тобой, – пробормотал Юранд. – При Стоффенбеке. Если бы я был там…

– Я рад, что тебя там не было. Рад, что ты… не пострадал. – Лео подумал об Антаупе, о Йине и о сапогах Бремера дан Горста, хрустящих по разбомбленной площади. – Я не мог бы себе позволить… потерять тебя.

Он отвел глаза, которые начало жечь, и поднял подбородок, чтобы Юранд смог застегнуть верхнюю пуговицу.

– На этот раз ты будешь со мной, – с трудом выговорил он хриплым голосом.

– Теперь я всегда буду с тобой.

Кажется, Юранд мягко протянул руку к его парализованной руке, словно желая помочь и с этим тоже? Но Лео взял ее первым и неловко засунул в проем за обшлагом мундира. С натужной улыбкой он повернулся к зеркалу:

– Как я выгляжу?

Юранд подобрал какую-то пылинку с шитья на груди Лео и щелчком отбросил в сторону.

– Такой же красавчик, как и всегда, – тихо отозвался он.

– Лорд-маршал Форест! – воскликнул Лео, подъезжая к нему.

По крайней мере, ездить верхом он по-прежнему мог хорошо, поскольку лошадь выполняла бо́льшую часть работы. От необходимости держаться в седле культя начинала болеть, но будь он проклят, если позволит привязывать себя к седлу! Лео подумал, не взять ли повод в зубы, но решил, что это будет выглядеть немного слишком неформально, поэтому просто бросил его на седло, освобождая руку для рукопожатия и надеясь, что лошадь будет вести себя воспитанно.

Лорд-маршал, в покрытом пятнами мундире, с обветренным, иссеченным шрамами лицом и седой, взъерошенной бородой, поглядел на протянутую руку без большого энтузиазма, но в результате все же взял ее в свою и крепко сжал.

– Молодой Лев.

– Для меня большая честь встретиться с вами. Правда. Лучше всего учишься уважать человека, проиграв ему битву. Правда, я видел вас только издалека, когда вы удерживали тот гребень против Стура Сумрака. Вы стояли незыблемо, как гора! Великолепное зрелище.

– Могу сказать то же самое про вашу атаку, – неохотно проговорил Форест. – Чем бы она ни закончилась.

– Надеюсь, на этот раз нас ждет более счастливый исход. Говоря между нами, я не могу себе позволить продолжать в таком же темпе терять конечности.

Один из угрюмых адъютантов Фореста держал боевое знамя Союза, и Лео сам удивился тому горько-сладкому чувству ностальгии, которое ощутил при виде этого полотнища, даже несмотря на то, что оно болталось вяло, словно висельник, пропитанное холодной утренней росой. Это пылающее солнце было содрано со всех флагштоков Адуи, сколото со всех каменных поверхностей, сожжено вместе с миллионами кусков ткани и бумаги. Он подумал о том, сколько обеденных приборов с солярной символикой было уничтожено за время Великой Перемены.

– Капрал Танни говорит, что мы с вами теперь на одной стороне, – произнес Форест.

– По милости Виктарины дан Тойфель. – (Или по ее вине, смотря как к этому отнестись.)

– Еще не так давно вы выступали против короля, – проворчал маршал. – А теперь собираетесь сражаться за него?

Лео надул щеки и поглядел вверх, на знамя.

– Честно говоря, я уже плохо помню, как выглядел мир тогда, до всего этого. – Он передвинул свою левую руку за отворотом мундира, попытался пошевелить пальцами и сморщился от тупой боли в локте. – Я едва могу вспомнить, каково это было – не чувствовать постоянной боли. Причины, по которым я выступал против вас, если у меня и были какие-то веские причины, сейчас испарились, как утренний туман.

Он не стал упоминать о предложенных ему местах в Закрытом совете. Все же он понемногу учился оценивать, что стоит говорить, а о чем лучше промолчать.

– Великую Перемену необходимо откатить назад, по крайней мере, до какой-то степени, пока Союз не пожрал сам себя. Вот мои причины помогать вам, и этого должно быть достаточно.

Плечи Фореста слегка поникли.