Джо Аберкромби - Мудрость толпы [litres]

– Прямо в точку, – проговорил жилистый сжигатель с красным отпечатком ладони на нагруднике и широкой улыбкой на лице. Улыбкой вежливого торговца, доставляющего долгожданный товар. – Меня зовут Сарлби.

– Я помню. Мы встречались на баррикадах в Вальбеке.

Он издал недоверчивый смешок.

– Ба! Это же та девчонка, что жила у Броков! Никогда б не поверил. Эй, Бык, слышь-ка, это…

– Я знаю, кто она.

Броуд вступил в комнату, скрипнув половицей. Он отрастил клочковатую бородку, и уголки его рта были словно бы покрыты какой-то коркой. Савин вспомнила, как он впервые появился в этом доме, вместе с Лидди и Май – съежившиеся, благоговейно глядящие вокруг… Теперь он стоял, гордо выпрямившись, его переносицу перерезали морщины от не сходящей с лица гневной гримасы, а та угроза, которую он прежде пытался спрятать – та, которую она сама пробудила, чтобы использовать против своих бастующих рабочих, – теперь была яростно выставлена напоказ. Дети, выглядывавшие из дверного проема, забились в углы. Савин и самой хотелось забиться куда-нибудь подальше.

Сарлби вытащил грязный, плохо отпечатанный документ.

– Гражданка Брок, вы были разоблачены – надо сказать, чертовски впечатляюще, – и вызываетесь в Дом Чистоты для пребывания в ожидании суда.

– Разоблачена? И кто же меня разоблачил? – спросила Савин, хотя это едва ли имело значение.

– Какая-то из знатных… Классные сиськи. Не запомнил имени…

– Хайген, – буркнул Броуд.

Селеста. Значит, не Тойфель. И не Орсо. Неужели ее просто затянуло в обыденную, беспощадную мясорубку Народного Суда? Что за горькая шутка выйдет, если причиной ее падения окажется не широкомасштабный заговор против Великой Перемены, а какая-то старая свара с завистливой соперницей!

Савин сглотнула, лихорадочно соображая. Значит, Лео, возможно, еще на свободе! Возможно, их планы еще в движении.

– Гражданка Валлимир, – вполголоса сказала она, – я буду очень благодарна, если вы сможете передать весточку моему мужу…

– О, Молодой Лев прекрасно обо всем знает, – перебил Сарлби, вытаскивая связку тяжелых цепей с наручниками, отполированными изнутри от многократного использования. – Как я понял, они заключили сделку с Судьей. Бык, ты же был там, верно? Как он там сказал?

Глазные стекла Броуда блеснули.

– «Пусть ее судит народ».

Савин могла только стоять и смотреть, как Сарлби защелкивает наручники на ее ослабевших запястьях. Мгновенно вспыхнувшая надежда так же быстро и угасла. Неужели ее собственный муж обратился против нее? Или он сделал то, что было необходимо, чтобы получить контроль над Народной Армией? В последнее время она его почти не узнавала. Не представляла, что он способен сделать в следующий момент.

– Не беспокойтесь, – сказал Сарлби, утешающе похлопав ее по плечу. – Вам не придется долго ждать. Вас передвинули в самое начало очереди. Видать, друзья на высоких местах, а?

Или враги… Вес кандалов, их холодное прикосновение почему-то заставляли Савин задыхаться. Она подумала о том, сколько других людей были закованы в эти же самые наручники. И о том, жив ли хоть кто-нибудь из них. В конце концов, каковы бы ни были причины твоего осуждения в Народном Суде, на приговор это влияло не сильно. Падение с башни оставалось все тем же падением с башни.

– Гражданка Валлимир, – с трудом выговорила она, – могу ли я просить вас об одолжении? Принесите мне в Дом Чистоты моих детей. Они в опасности, вы понимаете? Они должны быть вместе со мной.

При мысле о детях, беспомощно лежащих в своих кроватках с одной лишь нянькой, ее голос едва не сорвался.

– Сомневаюсь, что из этого что-то выйдет, – заметил Сарлби, встряхивая ее наручники, чтобы удостовериться, что они защелкнулись как надо.

– Она хочет своих детей. – Броуд снял глазные стекла, подышал на них и начал протирать обшлагом рубашки. Его глаза повернулись к Савин, налитые кровью, окаймленные красным. Казалось, он ее почти не узнавал. – Пусть ей принесут ее детей.

Сверху послышался грохот, и сжигатели поволокли кого-то вниз по лестнице.

– Взяли! – торжествующе крикнул один.

Охваченная ужасом, Савин вдруг поняла, что их пленницей была Зури. Запястья и лодыжки горничной были закованы в толстенные черные кандалы, звенья цепей были в палец толщиной. Она едва могла двигаться из-за их тяжести.

– Во имя всего святого! – воскликнула Савин. – Неужели эти цепи так уж необходимы?

– Лучше не рисковать, – отозвался Сарлби, когда сжигатели грубо поставили Зури на ноги у подножия лестницы. – Как знать, может, она из едоков.

Та быстро взглянула на Савин сквозь черную путаницу рассыпавшихся волос, закрывавших ее лицо.

– Обо мне не беспокойтесь, я…

– Закрой рот, ты, бурая сука!

Один из сжигателей сорвал с ее шеи серебряные часы. Цепь зацепила ухо, и она охнула от боли. Сжигатель поглядел на добычу, одобрительно хмыкнул и засунул часы к себе в карман. Другой запрокинул ей голову и принялся прилаживать к ее лицу какое-то приспособление из проволоки и пряжек. Во имя Судеб! Они надевали на нее намордник!

– Вы что, спятили? – взвизгнула Савин и тут же пожалела об этом. Разумеется, они все давно уже спятили. – Зури моя компаньонка, а не какая-нибудь ведьма! Гуннар, ты ведь ее знаешь!

Броуд сморщился, словно звук его имени доставил ему боль.

– Не мне решать, – буркнул он, прикладывая к губам фляжку и делая маленький глоток. – Решать суду.

– Сколько предполагаемых едоков вы арестовали? – спросила Савин у сжигателей, пока они волокли Зури к двери, расшвыривая ногами детские постели.

– Десятки, – ответил Сарлби.

Савин сжала руки, загремев кандалами:

– И сколько из них действительно оказались едоками?

– Какая разница, после того, как их заковали и надели намордники? Эй, кстати, у нее ведь были еще какие-то братья?

– Но они… хорошие люди, – прошептала Савин.

Что за бессмысленное заявление! Она поглядела на сирот, жавшихся к облезающим стенам. Какая же она была дура, думая, будто может кого-то спасти! Она не могла спасти даже саму себя.

Сарлби взял ее под руку и повел к двери.

– На казни в последнее время приходит совсем мало народу, даже обидно, – проговорил он беспечно, словно они обсуждали погоду. – Похоже, им надоело. Если меня что-то и удивляет в людях, так это их способность заскучать от чего угодно. Я видел это в Стирии, видел в Вальбеке. Что бы там ни творилось, любые ужасы, любые пакости – под конец люди все равно начинают скучать… Но не беспокойтесь! Учитывая, кто ваш отец – а точнее, оба ваших отца, – я уверен, к вам-то публика проявит интерес!

Он подмигнул ей, выводя за порог ее дома, где она когда-то мечтала стать королевой, наружу, на холодный воздух.