Марина Ефиминюк - Неидеальная Чарли Тэйр [litres]

– Пощади! Я еще за предыдущую не расплатилась, – не удержалась от мрачной шутки. – Подозреваю, маэтр Коэн, в итоге к вам приедет полностью разоренная невеста.

– У меня достаточно денег, Чарли, но нет уверенности, что ты не сбежишь к другому парню, пока мы находимся на расстоянии.

– К другому парню? – искренне рассмеялась я. – Не мечтай! Так просто ты от меня точно не отделаешься!

Всю дорогу до «высокого» квартала, где находился родительский дом, перед глазами стояла сцена, как Ноэля поглощала черная портальная стена. Однажды он спросил, о чем я сожалела по-настоящему. Глядя на вспышку, ознаменовавшую переход из Шай-Эра в Норсент, я действительно жалела, что не могла прыгнуть следом, вжаться в его широкую спину и никогда не отпускать.

Теперь было ясно, что главное испытание в любви – уметь отпустить. Не важно, куда и на какое время: на свободу или в соседнее королевство, на минуту, на год или навсегда. Ноэль отпускал меня не раз. Понятия не имею, как он сумел пережить столько крошечных расставаний.

Наш старинный особняк окружал самый обычный сад с яблоневыми, сливовыми и грушевыми деревьями, зимой напоминающими голые скелеты. Заваленный снегом, без вечнозеленых хвойных, он выглядел жалким, но зато ничто не мешало дневному свету щедро вливаться в окна спален.

На стук молоточка никто не открыл. Пришлось найти в ридикюле резной ключ и самой отпереть замок. Я настолько обалдела от сдержанного приема в родном доме, что не сразу обнаружила очередную странность: особняк обезлюдел. В смысле, обстановка никуда не делась: по-прежнему радовала глаз сдержанной импозантностью, намекающей, что обошлась владельцам в исключительно круглые суммы, но ни лакей, ни горничная ко мне не вышли.

– Матушка, вы здесь? – все больше недоумевая, позвала я, но комнаты отозвались тишиной. Возвращения дочери здесь явно не ждали.

В гостиной возле закрытого ширмами камина на кофейном столике стояли пара чашек с нетронутым кофе, хрустальный графин с вином и два бокала на высоких ножках. Тут же нашлась тележка с закусками под серебряными колпаками. Из любопытства я один приподняла, обнаружила внутри маленькие пирожные с масляным кремом. Значит, матушка еще не успела поменять и уволить всех горничных во главе с отцовским лакеем, как любила делать каждый раз, когда возвращалась на пару недель в Шай-Эр. Подозреваю, в столице скоро не останется ни одного простого горожанина, не пытавшегося удержаться в услужении у придирчивой Лилии Тэйр.

С возрастающим недоумением я поднялась на второй этаж и тихонечко постучалась в родительские покои. Никто не ответил, и я заглянула в комнату. На разобранной кровати в полутьме закрытых тяжелых портьер, обнявшись, крепко спали мама и Энтон Чейс. Обнаженные плечи, руки и торчащая из-под простыни мужская нога не оставляли простора для фантазии о том, чем именно эти двое были заняты. Чувствуя себя в нелепом сне, я ошеломленно втянулась в коридор, прикрыла дверь и огляделась вокруг, почему-то не узнавая собственного дома.

Ждать, когда они проснутся, пришлось почти два часа. Я сидела на синем диване с резными ножками, невидящим взглядом смотрела в окно и складывала кусочки очередной мозаики, пытаясь принять правду. В памяти всплывала то глубоко несчастная Ирэна, аккуратно поправляющая мне волосы со словами, что локоны делали меня похожей на мать, то возникало ухоженное лицо мамы, настойчиво убеждающей меня, четырнадцатилетнюю девчонку, что единственный сын ее хорошего друга Энтона Чейса, с которым они вместе учились в академии, ужас как хорош собой. Алекс красивый, добрый и талантливый! Как, заморозив ковер в поместье у Чейсов, она заявляла о том, что вынудит выйти замуж за этот кладезь талантов, словно мы жили в темные времена первородного языка и девушки не имели права выбора.

Я сгрызла половину жестяной банки карамельных шариков, но такое количество лжи было невозможно ни заесть сладким, ни переварить. Все равно к горлу подступала желчь.

Наконец на втором этаже раздались приглушенные голоса, потом на лестнице зазвучали шаги. Когда любовники спустились в холл, я громко произнесла:

– Ты именно это имела в виду, когда говорила, что наши семьи тесно связаны?

Изумленная пауза была достойна лучших театральных подмостков! Какой там клуб любителей-театралов в белых подштанниках, молчание любовников тянуло на королевскую сцену.

Я поднялась с дивана, простучала каблуками к дверному проему и, скрестив руки на груди, привалилась плечом к косяку. Мама в шелковом халате и Энтон Чейс в отцовской белой рубашке выглядели такими же ошеломленными, как и я всего пару часов назад. Но у меня было время осознать случившееся, а у них – нет.

– Кажется, теперь я понимаю, почему ты каждый сезон меняешь горничных, – холодно улыбнулась я. – Господин Чейс, отличная рубашка! Я помню, как мы с папой ее выбирали.

Темные глаза Энтона вспыхнули нехорошим огоньком. Он что-то хотел сказать, но мама дернула его за руку, приказывая прикусить язык.

– Шарлотта, ты все неправильно поняла! – в ее голосе, впервые на моей памяти, прорезались визгливые, истеричные интонации.

– Я видела вас двоих обнаженных и в кровати, – прямо заявила я, бросив на Энтона косой взгляд, и вдруг подметила, как внешне они сильно похожи с Алексом. – Думаю, я поняла все правильно, поэтому сейчас время не для скандала, а для переговоров.

Мы устроились тут же, в синей гостиной, подозреваю, видевшей много непотребных вещей, но с шантажом столкнувшейся впервые. Заняли места, как фигуры на шахматной доске перед серьезной партией. Мне досталось кресло, в котором обычно сидел отец. По-моему, весьма символично, как любила говорить Вербена.

– И долго у вас это длится? – спросила я, но тут же оговорилась: – По-видимому, очень долго, поэтому не отвечайте. Полагаю, Ирэна в курсе, а отца я слишком уважаю, чтобы рассказывать… о таких вещах.

– Твой отец обо всем знает! – бросила мама.

– Значит, ты будешь не против, если мы поговорим об этом за семейным ужином?

– Не много ли ты себе позволяешь? – проворчал Чейс.

– Полагаю, вы позволяли себе в этой гостиной гораздо больше, – улыбнулась я одними губами. – Хотите стереть мне память с помощью магии, да? Я права, мама? Признайся, ты сидишь и обдумываешь, насколько будет бесчеловечно превратить единственную дочь в калеку, чтобы сохранить секрет. Так?

Вообще, я просто бравировала, но она отвела глаза.

– Господи, ты действительно об этом думаешь! – изумилась я. – Ради кого? Ради этого человека?

– Просто скажи, чего ты хочешь, – глухо произнесла она.

– Помолвка! – Я повернулась к Энтону: – Вы расторгнете обручение по соглашению сторон, и я не заплачу вам ни сантима. Думаю, вы достаточно имеете от нашей семьи.